Засраночка моя. Людмил Федогранов

солнца, будет надеяться на приход нового дня и на то, что этот новый день будет лучше прошедшего.

      Потому что восход солнца дарит надежду.

      …Люди многое могут?…

* * *

      Пришедший на смену ночи тёплый августовский день многие ожидали с надеждой.

      Многим казалось, что этот день станет важным днём в их жизни, потому что он принесёт важные перемены в этой жизни.

* * *

      Вадим Валериевич Филяюшкин проснулся с головной болью и полным неуважением к собственной персоне.

      И головная боль, и неуважение были одинаково сильными.

      Накануне вечером, угощаясь в «Маминых обедах», Вадим Валериевич перебрал. Собственно, он выпил всего лишь один неполный бокал шампанского (наливала ему Лерка, она знала, что Валеричу нужно наливать неполный бокал…), но и этого непьющему Филяюшкину хватило…

      Никакой обед, хотя обед-ужин был отменным, не мог компенсировать воздействие алкоголя, и сейчас Филяюшкин, пытаясь унять дикую головную боль, одновременно пытался же и вспомнить, не накуролесил ли он вчера по причине своего состояния в «Маминых обедах»…

      Если верить памяти, то всё окончилось вполне благопристойно. Городского начальства, отдыхавшего в самом потаённом из кабинетов, Филяюшкин не видел, песен своей юности (могло быть и такое!..) вроде бы за столом не пел, не объяснял, как это он обычно в таком состоянии делал, Лерке, почему она двенадцать лет назад проиграла этап Кубка мира англичанке, показывая при этом руками, в чём именно она, Лерка Сергеева, ошиблась.

      Ничего этого не было, и это было хорошо.

      Сейчас Филяюшкин готовился заварить свой особый, «похмельный», чай, после употребления которого он приобретал способность радоваться жизни, а в таком состоянии уже можно было погулять с Олечкой по Парижу, пусть девочка получит удовольствие…

      Дальнейшие размышления Вадима Валериевича Филяюшкина носили сугубо профессиональный характер…

* * *

      Совсем иным было пробуждение мэра города Надеждинска Владимира Ивановича Птицына.

      Владимир Иванович был главным действующим лицом в процессе «прихватизации» алюминиевого комбината, и эта «прихватизация» требовала его присутствия в столице мира Париже, поэтому в настоящий момент он пытался понять, в какой именно точке этого великого города находится его, Птицына, организм.

      Воспоминания о предыдущем вечере у Владимира Ивановича были отрывочными и не очень внятными даже в тех отрывочных фрагментах, которые каким-то образом сохранились в памяти.

      Не подлежало сомнению то, что это был не отель.

      Но тогда что же?

      Где он, Птицын, оказался?

      Тела двух молодых женщин, составляющие компанию телу Владимира Ивановича, распростёртому на огромной «многоспальной» кровати, казалось, внесли некоторую ясность в мысли мэра: это был русский кабак, где накануне отмечали удачное окончание переговоров!

      Мэр испугался.

      А вдруг он «влетел», и сейчас его фотографии в соответствующем виде направляются в родной