Земной ангел. Великая княгиня Елизавета Федоровна. Алексей Солоницын

почти крикнул Каляев. И тут же осмотрелся и стал говорить спокойней:

      – В прошлый раз я не уничтожил его, потому что в карете сидели дети и его жена. Я не совершил теракт и несу ответственность перед организацией. Я должен довести дело до победного конца.

      – Успокойся. И Дора, и Моисеенко – все мы не осудили тебя. Ты поступил как рыцарь. Как герой. Но сегодня… Сегодня я не уверен, что ты готов к подвигу.

      – Как раз сегодня я готов! – Каляев с трудом сдерживал себя, чтобы опять не перейти на крик, и Савинков видел это. – Не отнимай у меня возможность сделать то, к чему я стремился всю свою сознательную революционную жизнь, – голос его дрогнул, и он как-то заискивающе посмотрел на Савинкова. Но тут же, через секунду, глаза его опять заблестели, как у больного лихорадкой. – Верь мне, Борис, я не промахнусь. Я слишком долго готовился к этой минуте. Я не смогу больше жить, если моя цель не осуществится. Пойми меня, Борис.

      «Холерик, – подумал Савинков. – Но в нем есть смелость, это не Куликовский… Если бы у него были крепче нервы…»

      – Держи, – решился Савинков, передавая Каляеву плед с бомбой. – Но учти, – сердце твое должно гореть огнем, а разум – быть холодным как лед.

      – Лишние слова, – перебил его Каляев. – Маршрут кареты мне известен до деталей. Он поедет через Никольские ворота. Я буду стоять здесь. Посмотри: вот картинка о войне – в стекле прекрасно будет виден выезд князя. Я буду стоять спиной к Кремлю, будто рассматривая эту картинку. Кучера и карету я хорошо знаю. Какие могут быть сомнения?

      «А ведь, пожалуй, он все сделает как надо», – подумал Савинков.

      – Только не теряй хладнокровия и не горячись.

      – Иди к Доре. Ждите взрыва.

      Савинков заглянул в глаза Каляеву. И увидел фанатический блеск расширенных, как после гашиша, зрачков.

      – Прощай, Янек.

      – Прощай, Борис.

      Савинков быстро ушел, и Каляев занял ту позицию, о которой только что рассказал. Он поднял голову и увидел икону Иверской Божьей Матери. Глаза ее, погруженные в созерцание своей души, смотрящие поверх головы младенца Иисуса, сейчас как будто смотрели на Ивана Каляева.

      Но он не видел этого – все его внимание было сосредоточено на выезде кареты великого князя.

      Карета все не появлялась.

      Не выдержав, Каляев быстрыми шагами направился к Никольским воротам, зашел в Кремль.

      И в этот момент появилась карета Сергея Александровича. Великий князь заметил Каляева.

      – А, это ты, картуз! – крикнул князь, распахнул дверцу кареты и уже хотел спрыгнуть навстречу Каляеву, который бежал прямо на великого князя, на бегу разворачивая плед. С четырех шагов он успел бросить бомбу в грудь князю.

      Раздался взрыв, ухнул, как мощный удар в огромный барабан…

      Куски кареты, куски тела великого князя взлетели высоко в воздух и разлетелись в разные стороны…

      Отброшенный взрывной волной, Каляев упал. Он жив и невредим.

      Лошадь упала на брусчатку, бьется, пытаясь подняться…

      В стороне валяется