Континентальный роман. Кристин Мэнган

всего ему снился запах créponné.

      Этот знакомый аромат карамели, витающий в воздухе, такой сильный, что он почти ощущал на языке предвкушение кислоты лимона, почти верил – в те мгновения, пока еще толком не проснулся, – что он вернулся домой. Что стоит только открыть глаза, и его взгляд встретит выходящие на ажурный балкон французские окна, в которые льется яркое североафриканское солнце, – в зависимости от того, с какой стороны дует ветер, от времени суток и от колыхания бугенвиллеи.

      Анри открыл глаза.

      Проснувшись в другой стране, на другом континенте, он позволил себе еще ненадолго окунуться в воспоминания, лежа в постели. И действительно вспомнил все: поездки на автомобиле на пляж и в Типазу, чтобы погулять среди римских руин и вообразить себе то, что было здесь раньше. Запахи дизеля, раскаленного песка и оливковых деревьев, выжженные в его памяти и переплетенные так, что один не мог существовать без другого. Он вспомнил, как ходил в кино с друзьями, а вот был это “Бальзак” или “Эскуриал”, вспомнить так и не смог, и образ ковра, темно-красного с цветочным узором, навсегда запечатлелся в его сознании вместе с зернышками попкорна, которые уронила девушка-лоточница. Он вспомнил ресторан неподалеку от города, куда отец водил их, когда бывал в особенно хорошем настроении. Этот ресторан ютился на склоне холма, синева Средиземного моря, уходящего в бесконечность, подчеркивала белизну его стен, и все вокруг было пропитано сосновым ароматом. И солнце, вечное солнце, сияющее так ярко…

      Только перед ним было уже не солнце, а сияющий шар, который обжигал и ослеплял, и он был уже не на улице, а в маленькой комнате, тесной и грязной, погруженной в темноту, если не считать этого единственного источника света. Пот собирался на коже, стекал по вискам, скатывался по спине. Крики, вопли – демонстранты, он это знал, – доносившиеся снаружи, то усиливались, то затихали, но было и что-то еще. Выстрелы, подумал он, хотя это было трудно определить, трудно разобрать сквозь толстые стены. И тут что-то заскрежетало, хотя он не мог точно понять где. Скрежет был громче всех остальных звуков, как будто, что бы это ни было, оно происходило прямо у него над ухом, но когда он провел рукой по щеке, то не почувствовал ничего, кроме воздуха. Он поднял голову, щурясь от яркого света.

      Два широко раскрытых глаза обвиняюще уставились на него в ответ.

      Анри вздрогнул и очнулся, весь мокрый от пота. Он видел перед собой комнату, пустую и невзрачную. Видимо, он заснул. Значит, это всего лишь сон, ночной кошмар. Оран за сотни миль отсюда, а его воспоминания за этот промежуток между “тогда” и “сейчас”, который длился уже больше года, с каждым днем слабели.

      Сны, кошмары – все, что у него осталось.

* * *

      Не в силах заснуть, Анри сбросил одеяло и решил, что не спеша пойдет в Альгамбру, где он должен быть через несколько часов, чтобы забрать деньги.

      Он быстро умылся над крошечной раковиной, стоявшей в углу комнаты. Вытирая пот, он посмотрел в зеркало, на свое отражение, глядевшее на него в ответ, и вспомнил эти глаза из кошмара. Он привык