Разбуженное лихо. Наталья Шевелева

думать, спасаться надо. Если уж он решил превратиться в зверя, значит, решил идти до конца.

      Сама Ольга не любила такие превращения, потому что, оборачиваясь животным ли, птицей, ведьмак теряет часть своего я, приобретая доминирующие черты того существа, с которым он сливает свою душу. А волк – жестокий зверь, страшный, и, почувствовав добычу, он не отступится, не выпустит из своих объятий до тех пор, пока не загрызет, не разорвет, не напьется горячей, бьющей фонтаном крови. И только, утолив первый голод, и облизывая окровавленную пасть, в нем осядет ярость и ненависть, жажда убийства, давая место человеческой мысли, позволяя связать тяжелые слова заклятья, возвращающие обладателю разума человеческий облик.

      Ольга неожиданно вспомнила, как обернулась однажды сорокой. Очень ей нужно послушать было, что о ней фрейлина императрице наговаривает. Села на окошко, да и слушала. До тех пор, пока не увидела брошь, которую та самая дама Ее Величеству демонстрировала с целью презента. В центре закреплен был огромный алмаз, окруженный мелкими сапфирами и бриллиантами.

      Дальше она ничего не помнит. Застило все, очнулась дома, на своей постели, загаженной собственными испражнениями. Что взять с птицы- то? Продумала слова, крикнула пронзительным сорочьим криком, и стала сама собой. Да только в кулаке- то чужая брошь зажата, сверкает и переливается, каменья играют. А что с ней делать- то? Вещь краденая, не одеть ее, ни у себя хранить, мало ли что…

      Спрятала в том самом, потайном месте. Спрятала навсегда. Жалко было, да ничего не поделать.

      Воспоминание так же быстро ушло, как и возникло. Волк приготовился к прыжку. С ощерившейся пасти капала черная слюна, хвост поджат, лапы полусогнуты, приготовившись послать сильное тело в полет, вцепиться в горло жертве.

      Ольга подалась вперед, надеясь взглядом остановить зверя. Она сверлила его глазами, пробираясь сквозь отверстия в черепе в его мозг, и находя там только беспросветную черноту всепоглощающей ненависти.

      Волк прыгнул.

      И вот, как только его передние лапы оторвались от земли, ведьма рванулась вверх, крепко вцепившись руками в своих спутников, потащила их за собой. Им повезло, что целился зверь в нее, его зубы клацнули у самых ее каблучков, в то время как ноги Нюрки и Кузьмы промелькнули перед его носом, уносясь в темное небо.

      Нюрка верещала, Кузьмич молчал, внизу таяли огоньки – много зеленых и пара красных, провожавших взглядом летящую троицу.

      «Не дай Бог, кто увидит, – думала Ольга. – Вот так и рождаются суеверия…»

      Постепенно тела стали тяжелеть, она практически выбивалась уже из сил, когда мелькнули огни заставы.

      Опустившись на снег в десяти метрах от ворот Камер- коллежского вала, она отпустила слуг, и внимательно их оглядела. Нюрка, как ни странно, в обморок падать не собиралась, говорить, впрочем, тоже, только рот беззвучно разевала. Кузьмич чесал в затылке, смешно сдвинув на лоб шапку. Ладно, потом разберемся.

      – Никому ни слова, понятно? – Она старалась, чтобы голос ее звучал грозно,