Возвращение в Панджруд. Андрей Волос

пожал плечами.

      – Насчет того, насколько успокоилось, не знаю… В яме сидел. Да и вообще мало что мог разглядеть… Ну да, конечно, тебя мало в чем можно обвинить… заходил иногда вместе с другими молодыми поэтами… рассуждал о поэзии… казалось бы, это не преступление. Но ведь можно и иначе вопрос поставить: с кем рассуждал о поэзии? С бунтовщиком Муради рассуждал, с поощрителем карматских идей Джафаром Рудаки рассуждал. Если с ними рассуждал, значит и сам такой.

      – Да-а-а, – вздохнул Бухари.

      – И потом: был бы ты бедняк – дело другое. Но ты, к сожалению, человек сравнительно обеспеченный. Дом у тебя… имущество кое-какое… деньги в обороте… товары вот из Индии везешь. Почему не попользоваться? Тут же: так, мол, и так, поэт Шахбаз Бухари прибыл в Бухару с бесценным грузом пенджабского кимекаба. Кто сей Шахбаз? Известно кто: приверженец всемирной справедливости, сторонник двенадцатого имама, враг порядка и возмутитель спокойствия. Следовательно, сам он подлежит немедленной казни, а кимекаб его бесценный – столь же немедленной конфискации. Как прикажете, господин Гурган: прямо сейчас башку снести? А насчет кимекаба не беспокойтесь, доставим в сохранности.

      И Джафар рассмеялся, качая головой, – похоже, ему нравилась собственная речь.

      Бухари молчал, грызя ноготь на большом пальце.

      – Пока соберешься объяснить, что вовсе ты не приверженец никакой, а напротив – верный слуга нового эмира. Впрочем, не знаю, – неожиданно переменил он мнение. – Может, и не так. Все-таки ты больше купец, чем поэт… пишешь не много, стихи твои малоизвестны… да и вообще.

      Джафар осекся, будто чуть не сказал лишнего, пожевал губами.

      – Да я не обижаюсь, учитель, – усмехнулся Бухари. – Я и сам знаю, что у меня таланта немного. Я ведь почему за стихи взялся? Понравилось мне с поэтами время проводить. Совсем другие люди. Со своим братом-купцом о чем толковать? Где повыгодней купить, как везти да кому сбыть подороже. День слушаешь, два, неделю, год – прямо выть хочется. А к поэтам придешь – благодать. Душа отдыхает! Они все о высоком. О божественном!

      Бухари счастливо рассмеялся.

      – Это да, – вздохнул слепец. – Те еще болтуны попадаются.

      Помолчали.

      – А брат ваш жив? – спросил Бухари.

      – Шейзар? Был бы жив, нашел бы меня… но не знаю, ничего не могу сказать. Может, прячется.

      Безнадежно махнув рукой:

      – Я даже про Муслима ничего не знаю – жив ли, нет?

      – Будем надеяться на лучшее… А эмир?

      – Эмир? Эмир Назр отрекся в пользу сына Нуха… ныне сидит в Кухандизе. Во всяком случае, сидел. Теперь-то уж, может, и с голоду помер…

      – Ужасно, – вздохнул Бухари. – И все равно мне нужно в Бухару. Племянник ждет денег. Или хотя бы товара. Мы разоримся, если я буду здесь сидеть. Что мне остается делать?

      Джафар пожал плечами.

      – Продай товар здесь, деньги поручи кому-нибудь из купцов, они люди честные, передадут твоему племяннику.

      – Здесь