Вещая моя печаль. Избранная проза. Станислав Мишнев

бражки, начинаются поиски «ДП» – догнести! В Огоедово, – а там такие же жаждущие глотки, тогда в райцентр или на центральную усадьбу. До райцентра сорок километров. Натолкается в кабину трактора парней-перестарков как мух в тепло, ещё и гармонь умудрятся сунуть. И… замерзают пьяные. Берёт мать ледяную руку непутёвого сына, у самой ноги не держат, и даже во рту ледяная корка, всю коробит от горя, обманется, отвернётся – да нет, чужой умер, её сын вернется. И нечеловеческий крик прорежет деревню. Нет, не вернётся сын, нет отступления перед прямым вопросом: «Кто виноват?» – «Эх, обженить бы вовремя», – повздыхают пришедшие проводить в последний путь.

      Красивыми, работящими девками славилась Микешиха. Вся волость знала частушку хвастливую:

      У Микеши девки – печи,

      Трудодень их разорви!

      Коли жиденький подгузок —

      На своём крыльце сиди!

      Кончились девки в Микешихе. Осенью последнюю в гороувёз учёный очкарик. У Спицыных квартировался. Лазил по бе регам Серебрянки, землю копал, лосиные какашки изучал. Принесёт из лесу рюкзак – всё у него по кулёчкам разложено, помикроскопом какашку рассматривает. Софья Спицына по ны нешнем нравам обломок старины, совмещает в себе простые, но трогательные черты русской женщины, которые в наше время стали исчезать. Натура цельная, бесхитростная, порой наивная, добродушно весёлая, поразительной физической и нравственной выносливости. Последний год несчастье за несчастьем настойчиво сыпались на неё. Весной умер младшенький Саша – по бездорожью не могли свезти в больницу, потом баня сгорела, корова сдохла, ещё дочь Надя в петлю сунулась. Если бы не Коля Ванин…

      Софья как-то и говорит Наде:

      – Мужик-то, видать, не промах. Щуплый, а душа большая.

      Надя сочувственно посмотрела на мать.

      – И что? – спросила, ещё вызывающе плечики приподняла, вроде как мать на словесную перебранку вызывает.

      Софью охватил приступ отчаянной злобы. В её истерзанной душе много накопилось горечи, отвращения к новой жизни.

      – Дура! Дура! – с кулаками накинулась на дочь. – Иди с ним, отдайся ему, дура! И уезжай.

      Попятилась, тяжело опустилась на лавку и заголосила.

      Надя села рядышком, обняла мать, прижалась. Без малейшей утайки, но волнуясь, сказала:

      – Уеду, мама, уеду. Хочет он с тобой поговорить, да боится тебя. Разведённый. Жена у него артистка была, рядом с ней, говорит, я ничтожество.

      Ласковая и убедительная речь, звучащая в голосе дочери, осушила слёзы. Озлобленное настроение улеглось, мать жалела, что сорвалась.

      – Наденька, хорошая ты моя… Сама видишь, нет тебе выбору…

      Правятся из лесу Коля Ванин с Васильевичем, тащат пестери с клюквой. Васильевич пожадничал, с верхом нагрузился, поотстал от Коли Ванина. Нагоняет Коля Ванин Надю с учёным, те идут ни шатко ни валко, у обоих пестери на спинах.

      – Опять орехов на компот тащите? – скалит зубы Коля Ванин.

      – На