Алексей Хвостенко и Анри Волохонский. Тексты и контексты. Группа авторов

со своей женой Эллой Липпой. Какое-то время у Хвоста обитал поэт и прозаик Саша Кондратов со своей женой Светой. В этот период Кондратов сотрудничал с Кнорозовым в группе по дешифровке языка острова Пасхи. Хвоста тоже привлекали к этой работе. Что им удавалось расшифровать – не знаю, но, по рассказам Хвоста, выпито на заседаниях группы было немало.

      Я часто встречала у Хвоста Леню Аронзона, Володю Швейгольца, Игоря Мельца, художника по металлу, путешественника и впоследствии поэта Юру Сорокина, скульптора Володю Неймарка, художников Юру Галецкого, Сашу Нежданова, филолога Диму Новикова, студента востфака Ваню Стеблин-Каменского и его сестру Наташу, по прозвищу Черепаха, с мужем богатырского телосложения Валерием, которого называли Понтила, филолога Ефима Славинского, геолога и поэтессу Кари Унксову, геолога и художника Яшу Виньковецкого. Впрочем, по титулам или профессии Хвост никого не оценивал, табели о рангах у него не было. Большинство хвостовских гостей были творческими людьми, чьи представления о жизни и поведение не вписывались в традиционную систему социальных отношений. Они, как правило, не были активными борцами, просто хотели, чтобы их оставили в покое и не мешали самовыражению.

      Поэтому многие если и работали (чтобы не сослали за тунеядство), то на работах максимально далеких от идеологии – охраняли, например, платные автостоянки (кочегаров в этой компании еще не было), пристраивались рабочими сцены. Однако все эти работы носили, как правило, временный характер.

      Пожалуй, наиболее «социально ориентированным» из питерских друзей Хвоста был Юра Сорокин, неутомимый спорщик. В 1956 году он выступал на площади Искусств во время стихийных обсуждений выставки Пикассо. Там он был взят на заметку и вскоре, в 1957 году, исключен из Военмеха, где в то время учился. В стихах, написанных много лет спустя, в 1984 году, Юра так вспоминал об этом времени:

      Сквер – в ночном оцепененье…

      Стеклом на ветках ломкий лед.

      Холодных ламп ломая излученье,

      Венец сияния вкруг них плетет.

      Ночные грифы – латы и секиры, —

      Покрыты инеем, врата венчают…

      За ними – бело-золотистый призрак —

      Сквозь театральный снег

      Мираж дворца

      Мерцает…

      Нет ни души…

      Брожу один – арабским шейхом

      Ночных видений:

      Вот – «Бродячая собака»…

      Вот – стайки «тихарей», —

      Вот милицейское каре, —

      Вот крытые фургоны «раковая шейка»,

      (карета юному адепту Пикассо)…

      Год пятьдесят

      Шестой, когда казалось —

      Кончилась эпоха мрака…

      …да одинокий Гений русский, разгоняя скуку,

      Подставил снегу бронзовую руку.

4.01.1984

      В этих стихах трудно не заметить фотографическую точность деталей. Сорока, как его называли в кругу друзей, был и фотографом. Иногда, работая в качестве пляжного фотографа, он зарабатывал много денег, но лишь для того,