Путь селекционера. А. Кузнецов

пока самих не повесят… Я ведь давно о пришествии Молота Бака говорил, ещё полгода назад! Мне тогда дух сказал – придут искатели чудес! Вот и пришли! А до сих пор никто не верит!

      Священник пошёл вразнос; он уже не пытался говорить со мной, а орал на весь кабак, вставляя условные рифмы. В другой ситуации, может, мы бы и сошлись с ним на любви к сочинительству, но…

      – Молот снизойдёт с небес,

      Будет алкать он чудес,

      Свет убьёт его чертей,

      Вот-те круг и вот-те змей!

      Закончив декламировать, священник сорвал с себя фибулу и вознёс высоко над головой. Однако внимание окружающих уже было приковано к входной двери: там стояли два стражника при полном параде – в тёмно-зелёных шинелях, боевых кепках, широких штанах и кирзачах. За ремешок были заткнуты посеревшие перья с металлическими остриями; раньше их использовали то ли для кровопускания в полевых условиях, то ли для различия отрядов. Впрочем, сейчас думать о них времени не было: стражники, расчищая себе путь прикладами, прорвались к незадачливому рифмоплёту и жёстким ударом уложили того на пол.

      – Имя?! Год рождения?! – взревел один из них.

      – Пыля Яркокосмый… Ай, да не бейте! – завопил вмиг протрезвевший священник. – Родился в три тысячи шестом… Ай!

      – Пыля Яркокосмый, вы обвиняетесь в умышленном очернении Гвардии Княжества и в распространении слухов тревожного характера!

      Протараторив, видать, приевшуюся за последнее время фразу, стражник поднял обессилевшего Пылю и, связав ему руки бечёвкой, повёл на выход. Я остался сидеть один с двумя полупустыми пинтами и без слушателя. Когда я допил своё пиво, осознание всего ужаса ситуации наконец дошло до меня. Наверняка последней каплей было задержание Пыли, что было явной глупостью со стороны князя и бедой всего города. Они не хотели верить и делали всё, чтобы не услышать слов правды. На глаза навернулись слёзы, и внутри без того душного и сырого помещения стало совсем невозможно находиться. Я взял недопитую пинту Пыли и прислонил ещё холодное стекло ко лбу, а затем залпом осушил её. Слёзы всё не унимались, и тогда я, дабы не привлекать лишнего внимания, вышел на улицу.

      Хоть здесь воздух и был свежее, лучше от этого не стало. Слегка пошатываясь, я побрёл во внутренний двор кабака, улёгся на мягкое сено и тихонько заскулил – сейчас это казалось мне лучшим выходом… Когда полегчало, я отправился спать, и, как я и боялся, мне снилась семья…

      Наутро меня разбудил Заш, мы умылись и направились к Григи. На проходной пришлось немного подождать, но когда пришёл сам хозяин, дело пошло быстрее. Он сразу повёл нас в столовую, накормил, потом показал, где баня, и, наконец, пригласил в кабинет. Надо сказать, мама скромничала насчёт Григи, постоянно рассказывая, что он, мол, обслуживает транспорт, в небольшой мастерской – не более того. На деле у него в цехах собирали броневики!

      Кабинет соответствовал серьёзности предприятия: узорчатые обои на стенах, трофеи хозяина – от хитиновых пластин собров до рыбьих чучел, деревянный приятно пахнущий стол с зелёным сукном, канцелярские принадлежности