Посланники. Михаил Ландбург

вселенной, внедри нужное семя в Будущее! Теперь самое время. Пожалуйста, прояви усердие, сделай это! Читающую публику страны я предупрежу, что ты, по причине выхода в декрет, какое-то время печататься прекратишь…

      – В декрет? – омрачился Давид. – В Иерусалиме меня ненормальным не посчитают?

      – Ни в коем случае, – заверил я. – В столице ненормальных и без тебя хватает, кроме того, любой интеллигентный человек знает, что поэзия – это хворь необычная, ни на одну из других непохожая, и лишь неуч станет выискивать в личности поэта нормальность. Подкорректируй у вселенной ДНК, сделай это! Только учти – службы не дремлют…

      – Какие к чертям службы?

      Я пояснил:

      – Службы государственные, специальные и очень специальные.

      Лицо поэта потускнело. В воздухе прозвучало вялое "подумаю".

      Мы заговорили о ракетах из Газы, о пылающих домах Негева, о детях, глотающих дым.

      – С носителями Зла мы покончим, – обещал я. – Раз и навсегда! А ты, тем временем, займись семяизвержением…

* * *

      Ночной взгляд луны показался мне враждебным, и я потянулся к автомату.

      Чертовщина…

      Нервы…

      Взводная рация продолжала молчать.

      Сидевший под пушкой танка бородатый парень вполголоса читал молитву. "У верующих – Бог один; у неверующих – в зависимости от суммы обстоятельств – множество", – подумалось мне.

      Из спального мешка высунулась голова Рана. Выражение на его лице было искажено, будто ему скрутило живот. "Просто не знаю, – озадаченно бормотал он, – лежим тут, лежим… Если домой вернусь ни с чем, что я родным скажу?" Кто-то отозвался: "Что-нибудь скажешь…Если вернёшься целым…"

      Ран посмотрел на меня.

      – Посоветуйся с Господом, – сказал я.

      – Я Бога не трогаю, – буркнул Ран. – Рискованно…

      Я подумал, что у каждого своя Судьба –

      у травинки,

      у пушки,

      у книжки.

      "А у Судьбы есть судьба?"

      Я завёл рассказ об Александре Дюма. Участвуя в дуэли, он вытянул жребий, по условию которого проигравший должен был застрелиться. Дюма удалился в соседнюю комнату, и через мгновенье раздался выстрел. Все замерли. Однако Дюма вернулся и, разведя руками, проговорил: "Я стрелялся, но…промахнулся".

      Ран вопросительно посмотрел на меня.

      – Может, – сказал Ран, – сообщу домашним, что в меня стреляли, но промахнулись?

      – Почему бы нет? – отозвался я.

      Громко зевнув, рядовой Виктор посмотрел в сторону Газы и уныло проговорил: "Сержант, как думаешь, там сейчас спят?"

      Я пожал плечами.

      Виктор не унимался:

      – Газа совсем рядом.

      Я промолчал. Вспомнилось: "Ближе друзей бывают только враги".

      На часах было четверть пятого.

      Заметно ослабнув, луна опрокинула себя набок и поползла вниз.

      Темень и свет неторопливо менялись местами.

      Белесая дымка затянула небо.

      Птиц не было видно. Их пения не было слышно.

      Пробежался лёгкий ветерок и скрылся в траве.

      Я подумал: "Возможно, в это утро наша очередь…"

      Мы