Тимошка Пострелёнок и горбатый колдун. Алексей Филиппов

в беспокойные глаза пленника. – Уж коли, живешь рядом, то обязательно знать должен.

      Тимошка растерялся да замычал что-то даже самому мало понятное.

      – Видишь, дядя Кузьма, не знает он ничего про нашу церковь о двух куполах, – весело рассмеялся, молчавший досель Ефимка и, ухватив мальчишку за плечо, потащил его куда-то во тьму. – В яму я его посажу, а уж завтра с ним воевода сам разберется.

      – Нельзя мне в яму, – стал вырываться из рук стражников Тимоха. – Мне к боярину московскому надо к Тутше, к Василию Афанасьевичу. Мне дело важное надо сказать.

      – А к князю московскому Дмитрию Ивановичу тебе не надо, – заржал в голос Ефимка и, сунув в руки Тимошке конец плетеной веревки, сильно толкнул его в яму. – Держись крепче, а то худо будет!

      И не будь вот у мальчишки в руках веревки этой, и не послушайся тогда он грубого совета дружинника, то разбился бы Тимоха о жесткое дно глубокой ямы, непременно бы разбился, а с веревкой сумел вот живым и вроде невредимым остаться. Испугался малец, падая, до крика истошного, но веревки из рук не выпустил, оцарапал он бок на лету обо что-то жесткое и плюхнулся сперва на пятки, а уж потом и на спину многострадальную. Удачно плюхнулся почти не больно, вернее сказать больно, но не очень. Не успел Тимошка и головой потрясти после скорого спуска в глубокую яму, а веревка у него из рук вырвалась и улетела куда-то вверх, будто живая улетела. Улетела она в черную высь, и так тихо да жутко стало, что Постреленок даже икнул от тихой жути этой. И тут тьма перед ним внезапно зашевелилась. Тимоха завертелся ужом на грязном полу и стал потихоньку пятиться назад. Так вот и пятился он, пока не уперся лопатками в холодную твердь земляной стены. Из тьмы на мальчишку ползло огромное и лохматое чудовище. Тимошке хотелось так вжаться в земляную стенку, чтобы чудовище его там ни за что не нашло. Однако стенка вжиматься в себя мальчишке не позволила, и прятать юного сидельца от страшной напасти не стала. А страшилище между тем приближалось всё ближе и ближе. И вот уже резкий дух от чудища до парнишки долетел. Пахло от страшилища обильным потом, луком, чесноком, а еще чем-то кислым и очень вонючим. Дух от чудища был настолько дурен, что из глаз мальца потекли слезы.

      “Вот разорвет он меня сейчас своей лапой когтистой, – мелькнула в голове Тимохи страшная мысль, – и не узнает боярин Василий Афанасьевич о том, что среди дружинников наших предатели есть. Некому будет ему сказать об этом. Вот беда-то, какая”.

      А чудище между тем подползло так близко к Постреленку, что у того глаза от ужаса сами по себе закрылись, и ждал теперь мальчишка удара страшного да рыка звериного. Однако вместо рева звериного, услышал он хриплый мужицкий голос и, причем не очень уж и страшный.

      – Вот изверги, вот ироды, – прошептало чудовище над самым ухом Тимохи, – уж мальчишек малолетних стали в ямы бросать. Неужто уж взрослых мужиков им не хватает? Вот сатанинское отродье. Вот изверги. Тебя как звать-то малец?

      Тимошка вздрогнул всем телом от вопроса незнакомца, зажмуриться еще крепче хотел, но потом