Тимошка Пострелёнок и горбатый колдун. Алексей Филиппов

пасть, вздрогнул. Испугался видно. Вот на этот испуг пес и бросился с хриплым лаем. Мигом погонщики сами в погоняемых обратились и, забыв за кем бежали, с криком от злой собаки врассыпную бросились.

      Тимошка немного посидел в тесном укрытии полновластным хозяином, выглянул осторожно на волю, осмотрелся там и потрусил, чуть согнувшись к редкому позеленевшему от старости забору. Оттуда до обители было рукой подать, но и в обители ждала Постреленка снова преграда.

      – Куда прешь? – преградил ему дорогу краснощекий монах, надзирающий над покоем монастырской калитки. – Нельзя сейчас посторонним в обитель. Пошел вон!

      – Мне бы к настоятелю, по делу важному, – жалобным голоском, постарался уговорить преграду Тимошка. – Пропусти меня мил человек. Я ведь, правда, по делу к вам пришел.

      – Проваливай отсюда, – еще раз строго махнул рукавом рясы монах. – Занят настоятель, заутреннюю молитву он в храме служит, и беспокоить его сейчас никак не следует. Иди малец, не до тебя мне. Иди, пока я добрый.

      Пришлось Постреленку через высокий забор в обитель забираться. В другой раз, он никак бы себе такого греха не позволил, но сегодня, ради поручения боярина московского и на грешное дело не зазорно пойти было. Уже в стенах обители спрятался Тимоха за колодцем и стал ждать. Много народу по монастырскому двору сновало, а вот настоятель появился не скоро, однако малец сразу узнал его по многочисленной свите рядом. Настоятель со строгим челом и нахмуренной бровью шел от храма к монашескому общежитию и внимательно слушал щебечущих ему чего-то наперебой монахов. Монахи старались друг перед дружкой. То один спереди настоятеля забежит, то другой. И что самое обидное для них было – настоятель-то ни одному предпочтения не делал. По изумленным лицам видно было, что монахи страдали. А тут еще мальчишка какой-то из-за колодца выскочил и бряк под ноги настоятельской свите.

      – Не вели казнить, вели миловать, – орет наглец, а потом, подползая к настоятельскому плащу, шепчет. – От боярина я московского, от Тутши. За поводырем он меня послал.

      12

      Поводырем оказался верткий седенький монашек по имени Никодим с острым носом и с длинной реденькой бородкой. Он молча выслушал повеление настоятеля, и, ухватив за руку Тимошку, побежал к крепостным воротам. Монашек так быстро семенил своими коротенькими ножками, что на лоб Тимохи скоро выпала испарина. Хотя, если правду сказать, то испарина сперва выпала отнюдь не от быстроты хода, а от строгого окрика воротной стражи.

      – А ну стой, – звонко крикнул Постреленку дюжий охранник. – А ну-ка повернись сюда оголец. Уж больно личность твоя мне знакома. Не тебя ли Кузьма с Ефимкой сегодня на городской площади ловили? Не тебя ли мы ночью в яму сажали? А ну-ка ликом ко мне своим повернись!

      – Не его! – неожиданно громким басом рявкнул на охранника монашек и тот неловко перекрестившись, поспешно ушел с пути торопливо шагающих путников. – Его Господь сейчас для важного дела избрал,