#20 восьмая. Юлия Кова

у меня напрочь перехватило дыхание. Я стояла и хватала ртом воздух.

      – Алексей? Лёха? Андреев? Ты? Какими судьбами? – загрохотало на другом конце коридора. По коридору прямо к нам направлялся «Сыч». Сообразив, что ВладимВадимыч через секунду доберется и до меня и предложит мне объятия, отдающие кислым китайским чаем, я моментально юркнула за твидовую спину.

      – Это вас, что ли, кличуть? – с говорком рязанской бабушки на завалинке осведомилась я, дыша смутившему меня «Лёхе» в затылок. «Лёха», чьё прозвище больше подходило к среднерусской возвышенности, нежели к дорогой замше, вздрогнул и обернулся. Прозрачные глаза задержались на моём лбу, потом съехали мне на переносицу, плавно и осязаемо спустились к губам, где и остановились.

      – А ты язва, – шепнул он мне прямо в мой приоткрытый рот. – Но ты со мной не справишься. Так что даже не начинай, Ларионова.

      Я замерла. «Лёха» безмятежно фыркнул, ещё раз обозрев мой приоткрытый рот и повернулся к «Сычу». Раскинул руки, как крылья, и пошёл к нему вальяжной походкой заглянувшей на огонёк звезды.

      – ВладимВадимыч, – дурашливо запел «Лёха», – а вы все молодеете.

      – Скажешь тоже, – загоготал довольный «Сыч». – Ну, как там в Германии?

      «А, так ты, из Германии?»

      – Гитлер капут, – совсем уж по-хулигански буркнула я в твидовую спину. «Сыч» прищурился, пытаясь разглядеть в коридоре существо женского пола. «Лёха» обмер. Я озорно прищёлкнула пальцами и пулей вылетела из офиса. Подставила лицо тёплому сентябрьскому солнцу и расхохоталась. «Занятный парень, – вспомнила я прозрачные глаза. – Но – не моё шоу».

      – Макс, – открывая входную дверь и гремя ключами, позвала я. – Сафронов, ты дома?

      – Дома, – в коридор выглянул Максим, на ходу надевая свитер. – Я только-только вошёл, Лен. А ты что так поздно?

      Видя его открытую, во все тридцать два зуба, улыбку, я подумала, как же мне повезло, что мы вместе, и что Макс меня любит. Он возник в моей жизни в тот несчастный день, когда я шла из больницы, услышав приговор врача: «Последствия хирургического вмешательства… Вы зачать не сможете». Был ливень, а мне казалось, что вместо со мной плачет небо. Из-за стены дождя возникла огромная чёрная машина и остановилась рядом, чуть-чуть не окатив меня грязной водой из вскипающей рядом лужи.

      – Садитесь, я вас подвезу, – окликнул меня дружелюбный, густой мужской тенор. Я покачала головой. – Садитесь, не бойтесь.

      Откровенно говоря, в тот миг мне было всё равно, что он со мной сделает.

      Но я сказала:

      – Нет.

      – Садитесь, я вас не трону. Ну, пожалуйста, садитесь.

      Он уговаривал меня ещё минуты две. В итоге, я покорилась и забралась в округлый джип с затемнёнными стёклами. Водитель спросил мой адрес, кивнул, уверенно развернулся на двойной сплошной полосе и повел машину в сторону Ленинского проспекта. Покосился на меня, мокрую и несчастную. Вздохнул, порылся в «бардачке» и протянул мне пачку белых