Выдуманный жучок. Юлия Кузнецова

там завтрак ещё не начали разносить?

      – Ты хочешь есть?

      – Хоть какое-то развлечение.

      – Там обход уже начали.

      Я усаживаюсь к Ане на кровать и смотрю на её соседей. Их двое: Максим, толстый лысый первоклассник, который целыми днями лежит под капельницей в обнимку с компьютерной игрой, и Саня.

      Саня тяжело болен. Ему всего три года. Он тоже прикручен к капельнице, но постоянно спит. Наверное, потому, что в капельницу добавляют димедрол. Малыши спят от него сутками. Вокруг Сани – ни одной игрушки или книжки. Только лекарства.

      Санина мама сидит на стульчике и читает. Они – самая тихая пара в отделении. У Саниной мамы – на голове пучок, на носу – круглые очки, а в них – внимательные круглые глаза.

      – Вот видишь, – шепчу я Жучку, – ей намного тяжелее, чем моей маме. У её сына рак. А она никогда не плачет. Наоборот, всегда расспрашивает меня про школу, про друзей. А мама никогда не спросит. И вообще, это нечестно. Мамы должны поддерживать своих детей, а не наоборот.

      – Просто есть семьи… – начинает Жучок.

      – Завтрак! – объявляет Тося. – Быстрее разбирайте творожки, к вам обход идёт.

      – Убил! – радуется Максим, кого-то прикончив в компьютерной игре. – Тёть Тось, а творожки с чем?

      – С абрикосами, лапонька.

      – Тётя Таня, можно я ваш возьму? – обращается Максим к Саниной маме.

      Она отрывается от книги и кивает. Встаёт, берёт у Тоси молочную смесь в картонной коробочке.

      – А как же Саня? – возмущённо шепчу я Ане.

      Она молча кивает на Санину маму. Та вскрывает смесь, берёт один из проводков, прикреплённых к Сане, набирает смесь в шприц и вдувает её в проводок.

      До меня доходит какая-то страшная правда.

      – Он… Он что, вообще не просыпается?

      – У него метастазы уже пошли, – спокойно, не поворачиваясь, объясняет мне Санина мама.

      Я смотрю на Аню. Она нервно сглатывает. Берётся за вязание. Спицы дрожат, постукивая друг о друга.

      – Убил! – снова радуется толстяк Максим.

      Он не глядя вскрывает творожок. У меня к горлу подкатывает тошнота. Мне хочется схватить проклятый творожок, ударить о стену сначала его, а потом игру Максима. Как можно быть таким толстокожим?!

      Я вылетаю из интенсивки.

      На моей постели, сгорбившись и поджав ноги, как сестрица Алёнушка, сидит мама.

      – Ты! – кричу я ей. – Ты размазня!

      Жучок падает с моего плеча на тумбочку. Мама смотрит в кружку. На поверхности чая – разноцветные разводы, как на лужице бензина.

      – Ты! Ты! Ты ревёшь из-за того, что голову не помыла! А там! Там умирает…

      Я зажмуриваюсь. Потом открываю глаза и вижу: мама ставит кружку на тумбочку, прямо на Жучка.

      Я бросаюсь вперёд и сбрасываю кружку на пол. Брямс! Ровно два осколка – кружка и её ручка. Жучка на тумбочке нет.

      – Я тебя ненавижу, – выдавливаю я и убегаю в коридор.

      Я сижу там целый день.

      – Ты чего разбушевалась? – удивляется Жучок, неожиданно появившись на моём колене. – Я же спрятаться успел за тумбочку.

      Впервые в жизни я ему не отвечаю.