«Человек, первым открывший Бродского Западу». Беседы с Джорджем Клайном. Синтия Л. Хэвен

вы впоследствии напишете в последних абзацах своей доброжелательной вступительной статьи к «Selected Poems». Вы завершите ее так: «Пожалуй, пока рано судить о том, встанет ли Бродский однажды наравне с этими четырьмя исполинами русской поэзии XX века. Я лично уверен, что да». Теперь судить об этом уже не рано, а вы по-прежнему уверены в своем прогнозе.

      Да, я в нем уверен.

      Но давайте вернемся к той первой встрече. Что вы ожидали увидеть, когда распахнется дверь? В смысле, были ли у вас какие-то ожидания, видели ли вы его на фото?

      До знакомства я не видел ни одной его фотографии. Итак, он, как вам известно, был довольно хорош собой. Помню, я спросил у него: «Сколько вам лет?»

      Он питал огромное почтение к возрасту, отчасти потому, что некоторые критики старшего поколения учили его метрике и просодии русского стиха. В общем, он заявил: «Двадцать семь». И немедля добавил, с саркастической усмешкой: «Извините, что так мало». В смысле, слишком мало лет. Позднее он сказал кому-то: «Ну а моему переводчику сильно под пятьдесят». Не совсем, но мне было уже сорок шесть. Ему казалось, что это уже старость, возраст почтенный.

      Вы упоминали о своем воодушевлении. Чем вас воодушевила эта встреча?

      О, я с воодушевлением ждал знакомства. Меня уже воодушевили его стихи, которые я успел прочесть. Разумеется, я ликовал оттого, что мы познакомились и я говорю с ним. Я хочу сказать, он, как вы сами знаете, был харизматичным человеком. Это было заметно уже при первом разговоре – мы беседовали примерно два часа.

      Нашего разговора я не помню – само собой, мы говорили о его стихах.

      Первая из множества встреч. Как часто вы встречались с тех пор?

      Чуть ли не каждый день на последующей неделе и в те несколько дней в начале сентября, когда я снова приехал в Ленинград.

      Но уже на заре знакомства вы оба привлекли внимание «официальных лиц».

      Он собирался показать мне Фонтанный дом, где когда-то жила Ахматова. Когда мы шли пешком по ленинградским улицам, нам на хвост сел «кэгэбист»28. Иосиф обложил его крепкими русскими нецензурными словами, и нам пришлось оставить нашу затею.

      У него уже был большой опыт общения с «кэгэбистами».

      Иосифа впервые забрали и допросили в КГБ из‑за его публикации в подпольном альманахе29 «Синтаксис» в 1960 году.

      Итак, КГБ довольно рано внес в вашу дружбу колоритные обертоны. А затем вы простились с Бродским перед своим отъездом.

      Обычно он говорил мне на прощанье «Don’t change» («Не меняйтесь») – эти слова он говорил на английском, либо, в последующие годы, «Khrani Vas Bog, Dzhordzh» («May God keep you, George»).

      Любопытно. Для советского гражданина это, по-видимому, не было всего лишь сухой формулой вежливости. Но тот же самый человек написал стихотворение, которое заканчивается так: «единственная, в общем, благодать, доступная в деревне атеисту».

      И еще кое-что произошло с ним в те годы, кое-что, о чем сейчас почти не упоминают, –

28

В оригинале «KGBeast». – Прим. пер.

29

В России термином «альманах» называют литературную антологию, которая издается раз в год, если не реже.