«Я крокодила пред Тобою…». Татьяна Малыгина

в телек.

      – Нет, конечно. Еще чего?! Мракобесие, на дворе двадцатый век! Кресты, иконы, мрак какой-то! Это для старух вон, из ума выживших.

      – Ты про мать напрасно так. Она бабулька в разуме, необразованная только.

      – Да куда там, в разуме! Утром бу-бу-бу, вечером бу-бу-бу.

      Качая ногой, Вовка смотрел, как какой-то лохматый певец выскочил на круглую сцену и начал истошно орать в микрофон. Показывали «Музыкальный ринг».

      – Вов, давай ребенка родим?

      – А зачем, у меня есть уже.

      – Ну так у меня-то нету.

      – Рано.

      – Рано для чего?

      – Для всего.

      – У тебя что, планы какие грандиозные? Мы уже почти два года вместе.

      – Хочу кандидатскую защитить, она почти готова.

      – Что до сих пор не защитил?

      – Женился, дочка родилась, пеленки-распашонки, науку на полку.

      «Та-ак, – Марина начала себя накручивать, – одному рано, потому что я маленькая, другому рано, потому что у него диссертация, третий скажет, что у него одно яичко после свинки. У меня одной все яички на месте и никаких планов! Машина по уходу за мужчиной. Нет, с ними каши не сваришь, не так надо. Я знаю, как!» Больше Марина эту тему не поднимала.

      Когда Марина начинала изводить мать, Володя не встревал, как, впрочем, и за жену, когда Елизавета Ильинична цепляла Маринку. Последнее было крайне редко, в основном, истерила Марина, по поводу и без. Ее жутко раздражало, что они жили в проходной комнате. Ладно, телевизор допоздна. Ладно, банки с водой от Чумака и заряженные КРЭМЫ от Кашпировского («А ЧТО, У СОСЕДКИ ШРАМ РАССОСАЛСЯ») – это полбеды. Ночами, когда между супругами происходили очень интимные моменты, мама шаркала из спальни, подходила к дивану, где спали молодые, наклонялась и прислушивалась. Маринка замирала в любом неестественном положении, затаив дыхание.

      – Сынок, ты ее не обижаешь?

      – Нет, мама, иди ложись.

      – Точно не обижаешь?

      – Нет, мама, нет. Точно не обижаю.

      – Да? А то мне послышалось, Мариша плачет.

      – Это она от счастья, мам, иди ложись.

      – Ну ладно, сынок, спокойной ночи.

      Потом шла в туалет, справляла нужду и шлепала к себе в комнату.

      Поначалу Вовку это забавляло, но вскоре и ему уже стало как-то не смешно. «Отравить бы ее, никак сама не сдохнет!» – шипела мысленно Маринка, желая свекрови скорейшего завершения ее земных дней.

      ***

      Володя все чаще стал приходить домой поздно и крепко поддатым. Елизавета Ильинична не считала это чем-то из ряда вон.

      – Главное, в карты чтоб не играл. Мариша от него из-за этого ушла. Все деньги проигрывал.

      «Кто его знает, может, и в карты играет». Маринка больше волновалась, вдруг бабу завел. Она сидела за кассой и думала: «Вова не хочет ребенка. Вова хочет гулять. Вова хочет пить и играть в покер. Вова хочет диссертацию. Хорошо». Вечером она заявила мужу, что взяла три дня отгулов и летит в Москву.

      – Зачем?

      – За сенбернаром.

      – Ха!