«Я крокодила пред Тобою…». Татьяна Малыгина

отрывается…

      Судорога свела ноги, живот. Марина вцепилась в руку сестры, и кусочек плоти, затем второй упали вниз.

      – Не дочистил, собака, – Ольга держала сестру. – Сейчас легче станет, потерпи.

      – Мама… мамочка моя… – шептала Марина, – еще, наверное…

      – Ну? Ты как?

      – Терпимо… Сволочь этот Ярик, козел… урод…

      Ольга засмеялась.

      – Ну да, все бабы мужиков матерят после аборта, не дадим, дескать, больше, не подпустим к себе… эхе-хе, если б так… Ну, идти сможешь?

      – Смогу, получше, вроде.

      – Конечно, получше. Этот паразит тебя не дочистил. Давай, сейчас главное – антибиотики не пропускай. Ложись. Я пойду.

      «Странно, – подумала Марина, – со мной Ольга как и не болеет вовсе. А других на дух не переносит, не подпускает ни мать, ни отца. Какая-то болезнь выборочной ненависти».

      ***

      Оправившись после перенесенного, восемнадцатилетняя Марина стала готовиться к свадьбе с тридцатитрехлетним Яриком. Но пока шел развод избранника с первой женой, пока Иван Иванович помогал родителям Ярика оформлять отдельную квартиру, в общем, свадьбу сыграли только через два года.

      – Дура ты, дочь, – только и смог сказать Иван Иванович, – мозгов совсем нет. Не жалеешь ты мать, она же совсем с вами извелась.

      – Я, папа, буду за Яриком, как за каменной стеной, – Марина удивлялась, чем жених не хорош? Взрослый, обеспеченный, умный, серьезный. Детей не хочет? Так это временно. Старо выглядит, в тридцать три на все пятьдесят? Так это даже некий такой пикантный мезальянс.

      – Ага, как за мраморной плитой, – поддержал отец.

      – Папа, не говори так!

      – И правда, отец, что за шутки? – Тамара Николаевна была суеверна. – Что под руку-то мелешь?

      В ресторане заказали еды на семьдесят человек гостей. Марина половины из них не знала. Со стороны жениха были только двое его друзей, с которыми Ярик периодически пел у костра под гитару про снежинки и искорки, в общем, всю эту бардовскую муть про звезды, ромашки и суровую романтику Севера. С ее стороны было человек двадцать. Кто были остальные сорок восемь, особо не переживали, ну пришли и пришли. Родителей Ярика не просто не было на свадьбе, они вообще отказались знакомиться с музой сына, у которого седина в бороду, а тот, сами знаете, куда. Культурная мама-еврейка делала брезгливо-унылое выражение лица и говорила казахскому татарину-папе: «Побалуется сын со шлюшкой-малолеткой да к Светке вернется». Папа Шамсутдин был тоже культурным и воспитанным человеком, он преподавал в вузе. С выбором сына был согласен, Марина ему нравилась, но вида не подавал, боясь жениной немилости и жалея первую невестку с внуком. Свадьбу гуляли три дня. Со второго дня молодую жену увезли друзья кататься на машине, проводя беседу на тему «Дура ты, Марина, набитая». «Что-то часто меня дурой называют. К чему бы?» – подумала Маринка. Гости догуливали сами. Что удивительно, ревнивец Ярик лояльно отнесся к катанию