Путешествие к вратам мудрости. Джон Бойн

в ответ на похвалу, а выпрямившись, сказал:

      – Ни у кого, госпожа Сюмин. Этими умениями я владею с детства, но, конечно, пришлось потрудиться, чтобы улучшить их. Работая с деревом и резцом, я чувствую себя как никогда спокойным и счастливым.

      Она коснулась пальцами стелы, которую должны были забрать днем и установить на могиле девочки, растерзанной львом. Девочку я изобразил восходящей к небесам, а все животные, какие только есть на свете, кланялись ей смиренно, умоляя о прощении за то, что натворил своевольный выродок из их царства.

      – Я хочу, чтобы стела была выше других, – сказала Сюмин, разгуливая по мастерской и присматриваясь к деревянным колодам с еще не снятой корой. – Скажем, пятнадцать футов высотой.

      – Пятнадцать? – оторопел я. – Таких высоких я еще никогда не делал.

      – Отлично. Именно такая мне и нужна.

      – Вам не кажется, что это будет выглядеть немного…

      – Немного как?

      На языке у меня вертелось слово «нескромно», но я не решился произнести его вслух из боязни оскорбить Сюмин.

      – Вам не под силу сделать такую стелу, Умелец?

      – Силы я найду, – ответил я, подчиняясь ее воле. – На самом деле это весьма интересное задание.

      – И я хочу, чтобы на фронтоне была вырезано лицо моего сына, каким оно выглядело, когда он бывал одержим.

      – А юбки, которые он обожал носить? – спросил я без всякой задней мысли. – Их тоже добавить?

      Она ударила меня по лицу с размаху, и, покачнувшись, я упал на пол; прижимая ладонь к щеке. Я старался понять, почему мой вопрос так сильно задел ее. В конце концов, я ничего не выдумал, парень действительно наряжался в юбки, а иногда я заставал его за растиранием жуков и клешней лобстера до состояния жидкой пасты, которую он использовал в качестве румян и краски для губ. Если я знал обо всем этом, то она уж и подавно. Опершись левой рукой на стол, где лежали мои кисти и где я вырезал ястреба с прутиками в клюве, предназначенными для плетения гнезда, я поднялся на ноги.

      – Вы нарисуете моего сына увлеченным его любимыми занятиями, – сказала Сюмин, когда я выпрямился. – Охота, ловля рыбы, бег. Метание копья и дротика. Борьба. Восхождения на горные вершины.

      – Конечно, госпожа Сюмин, – кивнул я, хотя ни разу не видел ее сына принимающим участие ни в чем подобном.

      Словом, мне преподали урок: знай свое место. Я оглянулся на Лерато. Она стояла перед стелой, законченной тем утром по заказу недавно овдовевшего здешнего фермера-овцевода. Стела была довольно заурядной, но обрезанная наискось верхушка придавала ей изящество. В центре я поместил лицо усопшей в профиль, окружив портрет изображениями шитья, поскольку жена овцевода слыла превосходной швеей. А сверху вырезал три свечи, средняя погашенная, ибо покойница была матерью троих сыновей, один из которых погиб, свалившись в колодец.

      И пусть стела не была самой оригинальной либо затейливой из моих работ, я радовался, что Лерато она понравилась. Когда