Холоп-ополченец. Татьяна Богданович

заявил Дорофей и стал с усилием развязывать шнурок.

      Замок щелкнул, Дорофей откинул окованную железом крышку и с торжеством посмотрел на Михайлу.

      – Гляди-ка! Небось, и у твоего князя, поди, этакого-то сундука нету.

      Сундук был до половины наполнен кожаными мешочками с деньгами.

      – Ну, сколько же я тебе должен, Михайла? – спросил Дорофей.

      – Да вот, считай сам, Дорофей Миныч. Двадцать пять возов со мной, на каждом по пяти четвертей.

      – Стало быть, сто двадцать пять четвертей по 155 денег четверть – выходит 19375 денег [На золото это выходит около ста рублей – Прим. ред.]. Ишь сколько казны-то! Довезешь ли, Михалка? Молод ты больно.

      – Расписку дам, Дорофей Миныч, к писцу пойдем, на Верхний базар.

      – Ладно. Время теперь не тихое. Не ровен час, убьют тебя, а князь с меня искать будет. Ну, давай считать. У меня тут в каждом мешочке по тысяче денег. Стало быть, тебе девятнадцать мешков, да еще 375 денег. Пересчитывать будешь?

      – А как же, Дорофей Миныч. Денежка счет любит. С меня князь по счету принимать станет. Хоть, может, и не сам князь, ну так доверенный его, все одно.

      Дорофей с Михайлой сели под окном на лавку. Дорофей вынимал из сундука по мешку, высыпа́л на лавку между ними маленькие овальные серебряные денежки, и они вдвоем отсчитывали по десятку и откладывали кучками. Всех кучек вышло ровно сто.

      Тогда они опять всыпали денежки в мешочек, завязали его и принялись за второй.

      Они еще не пересчитали и половины, когда застучали в дверь, и Степка закричал:

      – Тятька, мамка велела обедать итти!

      – Недосуг, Степка. Скажи матке, что тотчас не можем. Пущай щи в печку поставит.

      Степка убежал, а они продолжали считать до тех пор, пока уже темнеть стало в подклети. Только когда они завязали последний мешочек, Дорофей достал с полки большой мешок, и Михайла сам сложил в него 19 мешочков и завязал. Потом Дорофей вытащил из-за пазухи кошель, высыпал на ладонь денежки и отсчитал еще 375.

      – Ну, пущай здесь лежит, покуда я тебе расписку дам, – сказал Михайла, кладя мешок на сундук.

      Они заперли на замок подклеть, и совершенно отрезвевший Дорофей быстро поднялся на лестницу следом за Михайлой.

      Домна Терентьевна, хоть и поворчала на непорядки, но, увидев, что оба они трезвы, накормила их сытным обедом.

      – Обозчиков твоих давно покормила, Михалка, – сказала Домна Терентьевна, когда они поели, – спят на сеновале. И ты туда, чай, пойдешь, покуда Дорофей Миныч на полатях поспит.

      – Часу нет, Домна Терентьевна. Ехать надо, а мне еще на Верхний базар надо – Дорофею Минычу расписку писать.

      – Так неужто и Дорофей Миныч не поспавши пойдет?

      – Что будешь делать, Домна Терентьевна. Дела торговые. Вон я ему деньги отсчитал, а он, гляди, отопрется, как я с него расписку не возьму. – И Дорофей весело захохотал.

      Домна с ужасом посмотрела на Михалку.

      – Неужто отопрешься, Михалка? Грех-то какой! Ну идите, коли так.

      – Дорофей Миныч опасается: может де, убьют меня, так с него искать будут.

      – Ох, Дорофеюшка,