Джек Уайт. Загадки разума. Илья Сергеевич Черновский

себе представить, что за вонь стоит в кубрике, если в каюте боцмана было просто не продохнуть.

      – Вновь принялись за оскорбления? – тихо спросил Блэйк и, открыв дверь, резко закрыл ее прямо перед носом.

      Он схватил меня за ворот камзола и прижал к стене. Его губы сжались в мерзкой улыбке.

      – Если я еще раз услышу от вас подобные высказывания о моей команде, мне придется запереть вас в трюме. А мне этого делать не хотелось бы. Боюсь, что матросы не смогут спать из-за ваших криков.

      Я решил не отступать и идти до конца – так уж был воспитан.

      – Попробуйте сделать это.

      Мы смотрели друг другу в глаза, соревнуясь, у кого же огонек ненависти разгорится быстрее. Капитан Блэйк выбрал другую тактику.

      – Отправляйтесь на кубрик. Утром побеседуем с вами.

      С этими словами он отпустил меня и вновь погрузился в изучение точек координат.

      Я кое-как добрался до кубрика. Впотьмах дороги-то и не разберешь. Пока шел, наткнулся на какого-то пьяного матроса, которого уже несколько раз вывернуло наружу от выпитых нескольких литров дешевого рома.

      Таков был мой первый день пребывания на судне «Неприкосновенный». Знакомство с капитаном оставляло желать лучшего. Спать я отправился голодным, молясь о том, чтобы все наладилось. Но чем дольше я пребывал на судне, тем хуже становилось. Капитан показался жестоким человеком, и мне становилось не по себе от мысли, что он может превратить меня в своего слугу.

      Ночь тянулась бесконечно. Кругом стояла невыносимая вонь от старых поношенных ботинок и убийственный храп усталых матросов. К тому же, я постоянно слышал какие-то стоны и шаги на верхней палубе.

      Я оказался просто разбит. Мне ужасно хотелось есть и пить. К тому же срочно нужно было помыться, потому что, кажется, я уже успел нахватать блох. К сожалению, ничего из этого мне и не светило. Я был брошен на произвол судьбы. Я остался совсем один.

      Завтрак был просто никаким. Мне дали кусок вяленой козлятины, стакан того самого дешевого рома и ломоть черствого кукурузного хлеба. От одного вида этой пищи тошнило. Я с трудом заставил себя все это съесть и проглотить. Да, фактически глотал пищу, почти не пережевывая.

      Глядя на то, как остальные матросы уплетают все это за обе щеки, меня чуть не вырвало прямо за столом кают-компании.

      После завтрака меня снова клонило в сон. Но капитан Блэйк не дал мне отоспаться. Весь день я слонялся без дела, наблюдая за тем, как матросы лихо управляются с маневренностью каравеллы.

      Все свободное время я посвятил тому, что пытался заговорить хоть с кем-нибудь из команды. Наиболее словоохотливым оказался боцман Майлз. Он вовсю принялся рассказывать о своих похождениях в непристойные заведения на Тортуге, в Порт-Рояле, Кубе и так далее. Все его мысли сводились к тому, что настоящему мужику можно и нужно иметь все, что движется, так как животный инстинкт в человеке искоренить нельзя.

      Наименее разговорчивым оказался юнга по имени Пит. Этот юнец то и дело делал что-то не так, получая за это тумаки от боцмана.