Дома мы не нужны. Книга вторая. Союз нерушимый. Василий Иванович Лягоскин

и этикетка, и какая-то серебристая рыбка, наклеенная поверх практически мокрой бумажки; большое блюдо с кусочками сельди и толстыми кольцами лука на ней, обильно политыми растительным маслом; соломенная корзинка без ручки, наполненная кусками черного хлеба. Несколько выбивался из общей картины кувшин с оранжево-желтой жидкостью внутри.

      – Сок, – догадалась Оксана, – скорее всего апельсиновый. Хотя тут больше подошел бы квас. Хотя где они могли квас достать? Но черный же хлеб с селедкой достали!

      Вокруг графина аккуратно выстроились высокие бокалы; вокруг бутылки – четыре рюмки.

      А командир потянул носом воздух – немного нарочито, поняла израильтянка, – и еще веселее спросил у нее:

      – Ты будешь?

      Оксана покачала головой.

      – Что, и сок не будешь?

      И опять израильтянка отказалась.

      – Отлично, – непонятно чему обрадовался Кудрявцев, – нам больше достанется!

      Девушка готова была обидеться, но вспомнила вдруг слова командира: «…не порть мне игру!», – и решила подождать – обидеться она могла и дома, где никто не будет ей мешать заниматься таким важным делом.

      Кудрявцев – словно это он был хозяином стола – взял в руку бутылку, с одобрением прочел: «Белуга; ноль семь литра» и… скрутив крышку, вылил содержимое в два бокала так, что в бутылке не осталось ничего, а до краев бокалов осталось совсем чуть-чуть.

      – Глаз алмаз! – похвалился он, подцепляя пальцем серебристую рыбку и вручая ее девушке, – сувенир!

      – Но Саша.., – начала ужаснувшаяся такой дозе спиртного девушка.

      – Тсс.., – подмигнул ей командир, и в глазах его плеснулось злое веселье, – мне теперь этот бокал что стакан семечек – те еще грызть полдня надо, а тут – как вода, только тяжесть в животе.

      – А он? – Оксана кивнула на итальянца, замершего по ту сторону стола с открытым ртом.

      – Его проблемы, – отрезал Кудрявцев и сел за стол, опять шумно потянут носом воздух, – лучше бы конечно подсолнечным маслом заправили, но ничего – и оливковое пойдет; говорят, оно полезней.

      Девушка встала за стулом позади Александра, смахнув словно случайно несуществующую соломинку с его головы; итальянец тоже занял место за столом напротив. Он с понятным для израильтянки ужасом заглянул в бокал. А командир снова встал – уже с бокалом в руке.

      – За что пьем? – спросил он, и тут же хлопнул себя по лбу свободной ладонью, – конечно же за присутствующую здесь прекрасную даму!

      Кудрявцев так же медленно, как прежде паленый «Хеннесси», с видимым удовольствием (тоже показным – догадалась девушка) выцедил водку и, перевернув бокал, словно показывая – пусто! – притянул к себе Оксану. Его губы обожгли уста девушки – сначала горечью «Белуги», а затем неземной сладостью первого в ее жизни настоящего поцелуя.

      Пожелай сейчас итальянец – автоматы, прислоненные к столешнице (командирский и отсутствующего временно профессора