Манная каша. Симолина Пап

она мне совсем не нравилась, – вздохнула Грета.

      Она уселась перед трюмо и принялась расчесывать волосы. Посмотреть на себя в зеркало – единственное утешение. Если бы на свете не было зеркал, пришлось бы пить валерианку или ещё что-нибудь выдумывать. Через пять минут Грета уже заулыбалась, забыла все неприятности, и уже воображала себе, как Марк в смокинге подходит, кланяется и целует ей руку – архаичный жест, который идёт только виолончелисту с бабочкой. Он улыбается. Улыбка у него такая ясная, что ее можно читать, как письмо, как четко сформулированную мысль – если приветствие – то нежнейшее, если ирония – то презабавная, если грусть – это вылитый Пьеро…

      – Ты куда-то собираешься? – из-за семи морей донесся голос «заморского чуда».

      – Да, на концерт.

      – Но я не хочу на концерт. Мне и так хорошо, – Ганс, разлегшись на шиповниковом покрывале Греты, смотрел видео.

      – Тогда не ходи.

      – Я не хочу оставаться один.

      – Но я должна идти, я обещала, – почему-то стала оправдываться Грета, – понимаешь, это брат моей подруги будет играть…

      – Мало ли! Жена друга дяди брата. Я есть хочу. Тебе безразлично?

      – Неужели нельзя развернуть события ко всеобщему удовольствию? И поесть, и на концерт сходить?

      – Я не хочу.

      – Чего ты не хочешь?

      – Ничего не хочу, – сказал Ганс уже не капризным, но просто злым голосом.

      – Как же я могу тебе помочь, если ты сам не знаешь чего хочешь?

      – Ты женщина и должна знать. Иначе зачем я вообще здесь нахожусь?

      Грета хотела ответить, что она не знает, зачем, но вовремя спохватилась – Ганс оскорбится, и ей придётся его утешать – и промолчала.

      – Ведь не ради этих покрывал, телевизора и апельсинового сока! Если хочешь знать, из-за тебя я лишился общества моего лучшего друга Жоржа, – недовольно пробурчал Ганс.

      У него были чрезвычайно сложные отношения с носками. Он сидел, смотрел на них и размышлял, какой надеть сначала и на какую ногу.

      В результате Грета с Гансом опоздали, Марк уже вышел на сцену, златокудрая девушка-конферансье представляла его.

      Клара сидела в первом ряду рядом с Карлом. При виде Греты она встрепенулась, всплеснула руками, вскочила, подбежала и обняла ее. И это несмотря на строгость и образованность златокудрой на сцене! Карлсон выглядел хорошо и в концертном зале. Его облик дышал свежестью, юностью, неиспорченностью. А у Клары лицо ясное и улыбчивое, как луна. Марк…

      Наконец Грета подняла глаза. Он обнимает виолончель и занят только ею. Зал – это океан, полный загадок. По залу величественно движутся и шныряют невероятные рыбины и рыбёшки. Некоторые из них так невероятны, что похожи на выдумку художника-авангардиста. Марк владеет океанами. Он удивительней всех на свете. Даже если бы не артистический облик, не манеры…

      В перерыве все вышли в фойе, Грета представила Ганса своим друзьям.

      – Привет, чудо, – сказала ему Клара.

      – Привет, сирена, – ответил Ганс, намекая на необычайный