Чайный аромат. Александр Непоседа

ходы так называются. Каналы для воды. Забавные, доложу вам, коммуникации.

      И пробасил, напустив серьёзности.

      – Никакого мальчишества! Максимум осторожности! Вниз не спускаться! Через час собираемся на восточной окраине кишлака, определимся в дальнейших действиях.

      Рассредоточиться!

      Если вам не приходилось добывать огонь при помощи трения деревянных палочки и дощечки с углублением, то и не пытайтесь. Ничего не получится. Древний человек был более изобретателен, чем мы предполагаем.

      Афганистан открывался неохотно и осторожно, как ветхий талмуд.

      Древний, вечный, первобытный. Пыль и камни.

      С устоявшимися традициями и укладом; четырёхчасовой послеобеденный отдых, пятикратный намаз. Где, хлеб, возведённый до святости, преломляют руками, больший ломоть протягивают гостю, меньший оставляют для себя.

      А жестокость к непрошеным гостям – это тоже оттуда, из глубины веков.

      Кяризы копались поколениями, триста – четыреста и более лет назад, тщательно, со знанием дела и законов ирригации. Когда говорят – великие мастера, это про них, пуштунов.

      Кяриз, это подземный канал для сбора подпочвенных вод и вывода их на поверхность.

      А теперь представьте маленькую гордую страну, её разбросанные кишлаки, ущелья, пропасти и перевалы, горные хребты – то, к чему нас хоть поверхностно, но готовили.

      Кяриз не входил в этот список. В первый раз, когда я спрыгнул на его каменное дно, со звонким хрустом под каблуками, и таким глухим, сырым эхом – отчего замерло сердце. Сверху на меня глядели встревоженные лица бойцов. Поразился высокому своду канала, уходящего вдаль. Сделав несколько шагов, увидел разбегающиеся в стороны ходы с человеческий рост. Свистнул. Спустился Никодимов.

      – Ну, что тут?

      – Пусто. Чёрт его знает, что там в ответвлениях.

      – Осмотрим по возможности.

      Он закурил от зажигалки, помотал рукой.

      – Взвод! Ко мне!

      Вниз посыпались ребята. Сразу стал тесно от говора, оружия, возгласов. Все возбуждены, детство играет с нами очень долго, порою до последнего вдоха.

      – Тихо!

      Никодимов вынул фонарь, направил луч, обшаривая стены кяриза. Склонился, внимательно разглядывая что-то.

      – Здесь они!

      Протянул раскрытую ладонь, и мы увидели тонкую прядку овечьей шерсти, перевязанную красной нитью.

      – Давай наверх, бойцы! В этом лабиринте их не взять. Тут – они хозяева.

      И добавил.

      – На выходе подождём! Базуку мне дайте.

      Когда все поднялись на поверхность, рванул пуговицу возле горла, покрутил шеей. Расставив ноги, вскинул на плечо гранатомёт, и, направив его в глубину тоннеля, нажал спуск. Снаряд с горячим шипением сорвался с направляющей, свечой, зримо, понесся в пустоту, грохнул взрывом.

      – Всё! Наверх!

      Я так торопился, что забыл позвонить тебе. С чемоданом в руке пришлось вернуться, отпирая дверь, слыша переливчатый сигнал, распахнул, схватил, приник к трубке.

      – Слава