Чайный аромат. Александр Непоседа

и прогнувшись назад в поясе – она была потрясающе красива, до головокружения, до сердечного спазма.

      – Вам лучше пройти вниз, сеньорита, у нас намечается утреннее рандеву.

      Я протянул руку в сторону шхун, увидел дружно взлетающие весла, услышал гортанный крик предводителя шайки, отметив, что их слишком много, намного более ожидаемого. Она быстро взглянула по указанному направлению, привстала на носочки, весь ее облик дышал и переливался дивным светом морской зари.

      – Нет, капитан!

      Она повернулась ко мне вполоборота. В глазах ее билось синее пламя, щеки порозовели.

      – Я лучше с Вами, в каюте мне будет страшно одиноко!

      И она, невзирая на мой останавливающий жест рукою, стремительно взбежала на мостик, схватила меня за рукав, и я почувствовал, как она дрожит.

      И во время нарастающей опасности – в этот удивительный миг, когда кровь становится горячей как угли в камине – в этом ее движении ко мне, в ее изумительном порыве быть рядом, при прикосновении этих хрупких и удивительно чистых пальцев – в неотразимых ее глазах отразилось солнце и блеск водной глади за моей спиной – с острой, глубокой болью в самом сердце – я вспомнил!

      В тот холодный мучительный год мы громили племена варваров в землях Германии. Римская империя укрепляла свой фундамент в диких лесах и болотах северо-восточных рубежей. Полыхающие зарницы по ночам, внезапный снег, резкий пронизывающий ветер, покрытые инеем крупы лошадей, высокие островерхие ели и совершенно чужое небо. Провиант был на исходе, наши лошади, выбивая копытами снег, хватали хрустевшую промерзшую траву своими мягкими губами в зыбком плавающем предательском зимнем тумане. Запах костров мешался с запахом болот, сжимая наши сердца невыразимой печалью. Днем воздух наполнялся ревом мулов, конским ржанием, перестуком огромных колес повозок, звуками хлюпающей грязи под ногами бредущей бесконечной колонны пехоты и конницы.

      Порою с тяжелым нарастающим топотом, обдавая острым запахом конского бега и комками свежей земли, проносился мимо вестовой, где-то там, в самой средине колонны двигалась огромная зимняя повозка Цезаря, богато украшенная мехами и бронзовыми щитами с личным гербом. Над нею, на холодном ветру, развевалось знамя Империи. Шли уже седьмые сутки поиска армии вестготов, но они – то появляясь мелкими группами одетые в шкуры, с дикими заросшими лицами – крича и швыряя в нас камни пущенные пращой – то так же внезапно исчезали в черном буреломе леса.

      К концу дня, когда плечи невыносимо ноют от ремней, легких доспехов, вооружения, ноги гудят от длительного перехода по скользкой земле от начала колонны к главной – островерхой со знаменем – повозке промчался вестовой. В правой его руке бился на ветру красный вымпел – знак срочности и секретности донесения. И не успел я сообразить, что бы это значило, как заревели сигнальные трубы, объявляя о привале и отдыхе. Застучали топоры, на лесных полянах