СТРАСТЬ РАЗРУШЕНИЯ. Лина Серебрякова

Не дури! Отец-то прав. Так ли, Василий Васильевич? – обратился Державин к Капнисту.

      Тот качнул головой, усмехнулся.

      – Нелегко возражать, "когда суровый ум дает свои советы". Государственная служба есть первейшая обязанность дворянина. Однако и родительская воля должна быть почитаема и принимаема во внимание. Тут строгие размышления надобны.

      Державин вскочил, упер руки в бока и пустился мелкими шажками по веранде, притоптывая каблуками и приговаривая.

      Что мне, что мне суетиться,

      Вьючить бремя должностей,

      Если мир за то бранится,

      Что иду прямой стезей?

      Пусть другие работáют,

      Много мудрых есть господ:

      И себя не забывают

      И царям сулят доход.

      Но я тем коль бесполезен,

      Что горяч и в правде черт, –

      Музам, женщинам любезен

      Может пылкий быть Эрот.

      Утром раза три в неделю

      С милой музой порезвлюсь;

      Там опять пойду в постелю

      И с женою обоймусь.

      Он запыхался, хлопнулся на свой стул и орлом глянул на всех из-под густых бровей.

      Я – царь, я – раб, я – червь, я – Бог!

      Я – Державин!

      Раздались рукоплескания.

      – Продолжим в саду, друзья мои! – мягко пригласил всех Львов.

      Сад и прилегающий к нему парк в этом имении также несли печать тонкого художественного вкуса его хозяина и создателя. Каких только пород деревьев из ближних и дальних земель не произрастало тут, каких цветов не красовалось и не благоухало на клумбах! Весело и отрадно было на дорожках, огражденных цветущими длинными газонами, подстриженными кустами, рядами фруктовых и редкостных заморских деревьев. В затейливом чередовании, где раньше, где позже, зацветали-отцветали всевозможные растения, постоянно услаждая вкус цветом и ароматом.

      А осень? Даже в самые грустные дождливые дни в саду творилась волшебная сказка, так обдуманно, в живописном сочетании увядающих листьев посажены были деревья.

      А пруды, устроенные выше и ниже по склонам, с водопадами и гротами, фонтаном, где плавали золотые рыбки? А беседка, откуда можно любоваться красотами, изобретательно превратившими обычный лесной холм в произведение живого искусства?

      Везде ощущался одушевленный гений Николая Львова.

      К разговору об отставке Бакунина больше не возвращались. Указы Павла , его странности, незабвенные времена Екатерины, новые переводы Карамзина, и последнее приключение с поэтом Иваном Дмитриевым заняли внимание гуляющих.

      – Наш Иван Дмитриев вышел себе в отставку в чине полковника, вознамерившись посвятить свой талант поэзии, – рассказывал Александр Бакунин, бывший самым осведомленным, – как вдруг его хватают чуть ли не посреди ночи, везут, как зачинщика подготовки покушения на Павла .

      – Как это? – не поверил Державин, – ужели сие возможно?

      – Сие даже весьма просто, Гаврила Романыч! Увы. Но слушайте, слушайте! В скорое время ошибка обнаруживает себя сама. И царь, желая