Собирая по крупицам ад. Макс Риу

забрать бабушку. Но не успела.

      – Погибла?

      – Не знаю, на месте ее дома ничего не осталось, – ответила девушка.

      – Извини, – сказал я.

      – Ничего. Сейчас такое время, что это вошло в обыденность, – произнесла она, – а где твоя семья?

      – Не знаю. Я не могу вспомнить свою семью. Сегодня понял, что потерял часть памяти. Не понимаю, что делать со своим незнанием. Это жутко.

      – Может это хорошо. Вдруг там очень плохие вещи, о которых ты хотел забыть.

      – Навряд ли я хотел забыть семью.

      – Может ее у тебя не было, – сказала она.

      – Может. Ты думаешь, отсутствие семьи – это плохое воспоминание для меня?

      – Возможно ты переживал из-за этого.

      – Я чувствую, что у меня была семья, но я не помню ее, – я попытался снова хоть что-нибудь припомнить.

      Дверь начала неспеша открываться и, с криком «От двери!», вошел охранявший нас солдат-очкарик. Он осмотрелся, опустил автомат и бросил на пол наполненный чем-то прозрачный небольшой пакет.

      – Угощайтесь, господа, – произнес он и вышел.

      – Что это? – спросил я у девушки.

      – Еда, – обыденно ответила она, подняла пакет и села рядом со мной, – тут все вперемешку, то, что осталось от их обеда. Бери просто пальцами.

      Она достала рукой что-то из пакета, положила в рот и стала пережевывать. Я немного опешил от увиденного. Это милое чистое создание ело практически помои. Мой живот хоть и побаливал от голода, но я никак не мог решиться на это.

      – Сколько ты здесь находишься? – спросил я ее.

      – Дня три. Или четыре. Здесь, как видишь, легко сбиться со счета. Бери. Тебе надо поесть, – она протянула мне пакет, – неизвестно когда они снова дадут еду.

      Я засунул пальцы внутрь, и они углубились во что-то тягучее и липкое. Набрав немного содержимого пакета, я поднес его к носу. Оно пахло обычной приготовленной, но уже холодной пищей. Я положил еду в рот и стал жевать. Это были перемешанные друг с другом рисовая каша, картофельное пюре, макароны и много чего еще. Иногда были различимы хлебные корки, куриные кости и яичная скорлупа.

      – Сегодня у нас большие порции, – продолжила она, – еще вчера утром нас было здесь четверо.

      – Где они сейчас?

      – Думаю, их уже нет. Всех вывели за дверь, человек десять со всех камер, даже больше. Поставили в ряд. Пришли двое военных, они из другого места. Оглядели всех, как на базаре, спросили кто есть кто. Оставили меня и еще троих. Остальных приказали увести. Им не выгодно нас держать. Здесь сидел их рядовой, чем-то провинившийся перед ними. Он успел рассказать, что этот взвод перевели под руководство нового штаба, командир которого полный сумасшедший. Это он должен заехать сюда через пару дней в свой рождения. Им прислали его райдер.

      Она резко замолчала, встала и ушла в свой угол. Я боялся ее тревожить и вмешиваться в ее мысли. Съев еще немного, я отложил пакет. Теперь хотелось пить.

      – Нужно что-то делать, как-то отсюда выбираться, – произнес я свои мысли в слух, – они все равно нас убьют.

      – Как