Мигель и Марисол. Антонио Микулич

за меч двумя руками.

      Мечи звенели, как крик ласточки, словно из другого мира, движения были одновременно и сверхмедленными, и быстрыми, как пуля. Он был сильнее, он был быстрее. Оставалось совсем немного. Они держались еще за счет двойных ударов и правильной позиции, постоянно угрожающей ему из двух точек. Это не давало ему завершить удар. Но время истекало. Было не страшно. Просто была битва. Нельзя сказать, что Мигель не думал ни о чем. Нет. Совсем нет. Его было двое. И тот второй, думал о Марисол. О городе. О Валентине.

      Марисол была нежной. И та вторая Марисол излучала эту нежность. К дедушке, к псу, к брату, ко всем жителям города, к Исабель и ко всем, о ком она слышала столько. Даже к медведю.

      Но времени почти не осталось. Он был сильнее. Он медленно повернулся на пятках и едва заметно поправил положение своего меча. Он знал, что будет последняя атака. Он был спокоен. Уже спокоен. Лишь ненависть свою он не смог замаскировать ничем.

      «Проклятый старик!» – прошипел он.

      Но тут странный треск послышался справа от застывших перед последней схваткой воинов. Двух уже почти не детей и одного уже совсем не ребенка. Которые замерли перед последней атакой. Это было как лавина, как камнепад, как обрушение той стены, от которой бежал Мигель. Ветви раздвинулись и большой красивый, как в сказке, олень буквально смел Тень с его места. Сомбра отскочил метров на десять и не успел подняться, как был отброшен еще на столько же. Он поднял взгляд на стоящего в пяти метрах оленя, опустившего рога и готовящегося к прыжку и вдруг вихрем взмыл в небо. Он был ранен. Или как минимум ушиблен. Его тень, шатаясь удалилась из виду и растворилась за кронами. То ли отдаленный гром, то ли стон, то ли рык прокатился по небу.

      Мигель бросился к сестре. Она стояла с поднятым мечом. Ее глаза светились, и кольцо на руке било лучами во все стороны. Ни тени страха или отчаяния не было в ее взгляде. Только нежность и странный пронизывающий пространство взгляд, сфокусированный словно на чем-то там, за стеной леса. На ней не было шрамов. Лишь большая прядь волос с правой стороны была отрублена. Мигель был весь в крови. Боли он не чувствовал.

      Олень стоял в десяти метрах между деревьев и смотрел туда, где исчезла тень. Он не имел клыков. Не имел невесомости и скорости белки. Он был здесь, в этом мире, большой и красивый. И его сила была совсем не в этом.

      – Марисол опустила взгляд на Мигеля, на оленя, потом снова на брата и тихо сказала: «Он имеет намерение победить! Он знает намерение победы. И его намерение нельзя отнять у него! Этому сможем ли мы научиться, Мигель?»

      Мигеля начало лихорадить. Нервы дали о себе знать.

      Олень медленно прошел рядом с ними и пошел в сторону верхнего дома. Вся троица вскоре вышла на поляну. Дедушка сидел на пороге и курил трубку. Олень остановился на поляне и Исабель подошла к нему. Она положила ему руку на лоб и потом наклонилась щекой к его голове. Они постояли так немного и олень, взмахнув рогами, унесся в лес. Исабель взяла мальчика за руку и повела в дом. Хотя мальчик