Выпускается 10 «А». Надежда Бабенко

«писала»? – Голос Соболевой, властный и нетерпеливый, вырвался из общего шума и обжег Курганову. – Когда ты будешь учить, а не писать?

      – Подумаешь! – возмутилась Зина, презрительно кривя полные розовые губы. – Мне ты не мамаша и не папаша, поэтому не кричи, не поучай.

      На смуглом лице Гали проступили яркие пятна.

      – Я… я тебя не поучаю…а если бы и так… Ты в десятом «А» учишься? Учишься? Отвечай! Значит и его интересы…

      Курганова деланно рассмеялась, передразнивая Соболеву:– «Учишься? Учишься? Значит, и его интересы»… – но, зная горячий нрав комсорга и его авторитет, решила побыстрее усесться на свое место, заняться более верным делом.

      – Нюсенька, – шепнула она своей соседке по парте, Крякиной, как только ее оставили в покое. – Ты с задачкой по тригонометрии, конечно, справилась?..

      – Конечно, справилась, – ответила Крякина, улыбаясь хитрыми умными глазами. – Дать списать?

      – Меня сегодня могут спросить, а я, понимаешь…

      – Понимаю. На, срисуй, – Крякина, нагло глядя на подругу, показала ей кукиш. – У тебя Крякина только чтобы списывать, а как чуть – нос от нее, воротишь. Как же! Из плохой семьи, родители «торговцы» – редиску продают. Вот Курганова Зина – это да! Отец у нее был большущий начальник – фотограф-пятиминутка – и то их бросил, а мать… мать тоже большая шишка – санитарка больницы! Только об этом никто не знает. А Зина… разве она скажет правду. Отец, оказывается, у нее инженерно-технический работник… Вот как! А мать… конечно, не ниже врача. В больнице ведь работает. Некоторые дураки даже верят – Зина так модно одевается, у нее такие нежные ручки – ну, интеллигенция!

      Курганова сидела, опустив голову, едва дыша. Искоса поглядывала по сторонам:

      не прислушивается ли кто к ворчанию Крякиной, прозванной «буржуйкой» за необщительный характер и жадность.

      – Ты рассердилась за вчерашнее? – чуть слышно прошептала Курганова. – Но я, честное слово, не хотела тебя обидеть. Вот честное комсомольское! Ну, сказала «редисочница», а что в этом особого? Ты редисочница, а я что, лучше тебя, что ли?

      – Лучше, наверное, думаешь, раз так говоришь.

      – Но ведь ты-то знаешь…

      – Я-то знаю, да ты это не для меня, для других говорила.

      Прозвенел звонок. Держа под мышкой коричневый портфель без замка, классный журнал и большой деревянный треугольник, вошел преподаватель математики Михаил Степанович Козырев.

      – Прошу садиться, – солидно сказал он, раскланявшись перед поднявшимися учениками. И, небрежно бросив на стол свое имущество, добавил: – Сейчас я должен буду вас оставить. К моему возвращению прошу решить одну задачку.

      Михаил Степанович вынул из портфеля сборник задач по тригонометрии и, щуря дальнозоркие глаза, листал его.

      – Вот, например, триста тридцать седьмую. Проверим, как вы научились вычислять значение логарифмов. Договорились? Итак, я пошел. Прошу соблюдать тишину и порядок.

      Ученики повернули головы в сторону преподавателя. Каждого интересовало: