Кангюй. Три неволи. Марат Байпаков

накидывает поверх экзомиса потрёпанный серый гиматий. Все ожидают Алкесту. Дева выходит надушенная, как того потребовал отец. Оставив Фаэтона охранять пустой дом, магистраты, Стасипп и Алкеста направляются к умирающему. По дороге Стасипп шепчет дочери:

      – Я откопал спрятанное сокровище. Сегодня вместе с отрядом сатрапа отбываем в Мараканду. Тут делать более нечего.

      Алкеста удивлённо поднимает брови, но ничего не произносит.

      До Менесфея идти оказывается долго. Умирающий разместился не в городском доме, а в поместье, в ближней хоре полиса. Позади крепостные ворота, слева остаётся порт и маяк, дорога идёт вдоль широкого, в полёт стрелы, полноводного Танаиса в сторону заснеженных гор. Алкесте нравится прогулка, дева вполголоса напевает весёлую мелодию, в то время как магистраты и Стасипп живо обсуждают «несметные богатства» умирающего. Наконец где-то после десяти стадиев, пройденных от крепостных ворот, показывается добротный каменный двухэтажный дом с черепичной крышей. Правильный квадрат сплошь до самой крыши увит плющом. Окна, а точнее, бойницы в решётках благоразумно расположены только по второму этажу. Очертаниями жилище богача очень напоминает цитадель, для полного сходства не хватает башни на входе и парапетов. Вокруг дома-цитадели разбит правильный, в линиях, фруктовый и малиновый сад. В удалении от поместья видны ухоженные поля. Привычных серебристых стройных тополей рядом с домом нет.

      – Где александрийские тополя? – интересуется Алкеста у Пиндара.

      – Менесфей их вырубил. Ненавидит он тополь, – неодобрительно качает головой Пиндар и указывает на обочину дороги. – Раньше, давным-давно, здесь была приятная тенистая аллея. Его отец посадил, тополя поднялись, отец умер, сын, Менесфей то есть, срубил дерева. Я ещё застал ту замечательную аллею.

      – Причина порубки проста. Не переносит тополиного пуха наш Менесфей, – поясняет деве магистрат Капаней. – Плачет, пухнет от пуха. Странно, не правда ли?

      Мужей ждут. Слуга, из рабов, с грустным лицом встречает гостей у ворот дома. Предлагает какой-то горячий тёмно-зелёный напиток, разлитый в деревянные скифские кружки. Никто, кроме Алкесты, не принимает предложенного.

      – Что это? – Стасипп заглядывает в кружку в руках у Алкесты.

      – Сладкий настой травяной. – Алкеста делает глоток. – Очень приятный. В нём мята и горный мёд. Будешь?

      – Нет, извольте, – морщится брезгливо Стасипп.

      Умирающего мужи застают во внутреннем дворе, лежащим на кровати, укрытым несколькими одеялами. Белый лицом измождённый муж лет шестидесяти неподвижно смотрит на безоблачное зимнее небо. Капаней обходит кровать, встаёт у изголовья, поднимает голову к небу и ему громко отправляет:

      – Отличная погода сегодня, Менесфей!

      – Не кричи, – тихо приказывает умирающий. – Кого ты привёл ко мне, Капаней?

      Появляется солидного вида управляющий из несвободных. Властного вида рослый широкоплечий муж приподнимает с кровати Менесфея,