Повесть о военном детстве. Георгий Граубин

и неуклюже переступил грязными босыми ногами.

      – Ну заходите, чего вы такие несмелые.

      Вовка торопливо пошарил по калитке и, не обнаружив знакомого кольца, чертыхнулся. И только тут заметил какой-то странный рычажок и табличку «Поверни направо».

      Костыль повернул рычажок, за калиткой что-то щелкнуло, и она распахнулась сама собой. При этом на крыльце послышался какой-то звон.

      – Изобретатель, – понизил свой голос Вовка. – Я же тебе не врал!

      Во дворе на завалинке сидели дед Лапин и наш сосед Кузнецов. Лапин был в красной, в горошек, рубашке и старых подшитых валенках. Кузнецов сидел босиком. Они оба неистово дымили самокрутками. Когда мы вошли, старики как по команде повернули головы и уставились на нас. По двору сонно бродили куры, в конуре мирно спала собака, лениво отгоняя хвостом надоевших мух.

      – Шлава, Шлава, – прошепелявил дед Лапин, – к тебе, хрусталик, пришли!

      – Штоба им не ходить: без твоего Славы никто теперь обойтись не могет, – задумчиво подхватил дед Кузнецов. – К моей унучке тоже, бывало, ходили.

      Дед Лапин невозмутимо показал прокуренным пальцем на воротца:

      – Он там, за штайкой.

      Мы прошли мимо воткнутого в землю шеста с расходящимися от его основания лучами.

      – Солнечные часы, – шепотом пояснил Вовка и осторожно толкнул воротца.

      Славка сидел на корточках к нам спиной и ковырялся в земле.

      Услышав скрип, он обернулся, смущенно захлопал белесыми ресницами и что-то торопливо сунул под лист фанеры. От него сильно пахло омулем. Это был тот самый мальчишка, которого я окрестил очкариком.

      Очкарик вопросительно посмотрел на нас и проворно спрятал за спину руки.

      – Все выращиваешь, да? – неуклюже переступил с ноги на ногу Вовка-Костыль. – Это у тебя что – гладиолусы, да?

      – Нет, это флоксы, – не очень приветливо ответил Славка. – А это золотой шар, его еще называют рудбекией.

      – А это примулы? – неуверенно показал я на соседнюю грядку. В деревне мать всегда сажала цветы и заботливо ухаживала за ними.

      – Да, это действительно примулы. Они уже отцвели, но осенью зацветут снова.

      Цветы в огороде занимали четыре грядки, некоторые кусты были закрыты фанерными ящиками.

      – А это для чего? – потрогал я странный ящик. – Ведь до заморозков еще далеко.

      – Да так, чтобы крупнее выросли, – неопределенно процедил Славка. Он, видимо, все еще боялся подвоха, но было видно, что его недоверие медленно тает.

      – Ну, уж так и крупнее. Для крупности их надо поливать компостом.

      – Удобрять фосфором. Кстати, ты не знаешь, почему в тропиках цветы большие и пышные?

      Я этого не знал и удивленно пожал плечами. Костыль скучающе сплюнул и с безразличным видом сел на листы фанеры.

      – А потому, – покосившись на него, объяснил Славка, – что там день равен ночи. Днем растение отдает кислород, а ночью поглощает углекислый газ. В тропиках оно сколько