Странный Брэворош. Сергей Николаевич Полторак

Глебушку в своей комнате, а сам выпишусь, чтоб всё было

      честь по чести. Живите в ней, чего добру пропадать? А вернусь, там

      видно

      будет.

      – 

      Как

      вам

      не

      стыдно,

      Семён

      Игнатьевич!

      –

      возмутилась

      мама.

      –

      Это ваша комната, мы-то к ней – с какого боку? Соседи что по-

      думают?

      – 

      Подумают, что я к вам сватаюсь, – расплылся в улыбке Кощея

      дядя

      Сеня.

      –

      Я

      бы

      и

      вправду

      посватался,

      будь

      я

      моложе,

      да

      прилич-

      ней наружностью. Очень уж шалун Ваш хороший малый. Про вас и не говорю – шедевр природы.

      Лицо шедевра природы залилось густой краской, а Глеба ох- ватила огромная гордость. Получалось, что он был частью этого шедевра.

      Через несколько дней дядя Сеня был неузнаваем. Чудесным образом из ссутулившегося старика он, благодаря настоящему во- енному мундиру, превратился в красавца.

      Уезжая, дядя Сеня отдал маме ключ от комнаты.

      – 

      Владейте и не поминайте лихом, – улыбнулся он своей обе-

      зоруживающей улыбкой и четким военным шагом направился к

      выходу.

      Так благодаря Карибскому кризису у Глеба появилась собствен- ная комната. Политика – штука абстрактная, но её последствия – всегда конкретны.

      Через полгода, в апреле 1963-го, в Советский Союз прилетел Фидель Кастро. О чём они договаривались с Хрущёвым в деталях, разумеется, не знал никто. Но вскоре в продуктовых магазинах по- явился в избытке кубинский ром, кубинские сигары и кубинский сахарный песок необычайно крупного помола. Некоторые его кристаллы можно было зажимать между пальцами и смотреть на солнце. Возможно, так поступали и кубинские дети, ведь солнца в отличие от Ленинграда на Кубе было навалом. Правда, поубавилось в магазинах пшеничной муки. Её какое-то время стали продавать по талонам.

      Специально к прилёту Фиделя в СССР замечательным ком- позитором Александрой Пахмутовой, как всегда в содружестве с поэтами Гребенниковым и Добронравовым, была написана песня

      «Куба – любовь моя!», ставшая мгновенно необычайно популярной. Ее пели даже пьяницы на улицах, не говоря уже о певцах на радио. Пели ее под гитару и хулиганы в подъезде, где проживал Глеб. Со- седи их гоняли, но не за песню, а так, вообще, чтоб не нарушали. Дослушают, бывало, песню до конца, а потом выходят из квартир со шваброй и начинают права качать.

      Вскоре, в 1964 году, правда, появились «народные» слова этой песни, которым упомянутые Гребенников и Добронравов вряд ли обрадовались бы, если б услыхали. Мальчишки во дворе с упоением орали:

      Куба, отдай наш хлеб! Куба возьми свой сахар! Куба, Хрущёва нет!

      Куба, пошла ты на хер!

      Глебу такой вариант песни был не по душе. С голоду никто в Ленинграде не умирал, хлеба хватало. Главное, была городская булка за семь копеек с потрясающей оттопыренной корочкой, которую старушки по привычке называли «французской».

      9.

      Во втором классе среди мальчишек