Странный Брэворош. Сергей Николаевич Полторак

день на этом закончено, со вздохом положил разбитые очки в карман старого пиджака и с достоинством направился к калитке.

      – 

      Вася, в кухне вареники на столе, – робко крикнула ему вдо-

      гонку

      мамка.

      В ответ папка только вздохнул и, не оглядываясь, чинно вышел со двора. В его руке, как всегда, был потертый холщевый портфельчик – символ принадлежности к числу избранных. Сельский счетовод – это вам не хухры-мухры, – говаривал он. – На это учиться надо.

      Глебушка от обиды за то, что на него никто не обращал внимания, плакать перестал. Он сел на землю возле каски, зачерпнул из нее остатки воды и размазал по лбу, чтобы смыть кровь. Лоб защипало, и Глебушка насупился.

      – 

      Да погоди ты, задохлик, – бросила Люськин повод мамка и по-

      дошла к сыну. Она каким-то неуловимым движением руки сорвала

      подорожник, послюнявила его и приложила ко лбу сына. Потом

      сняла с тына кусок застиранной марли, оторвала от него полоску и

      ловко перевязала

      Глебушке голову.

      – 

      На

      Щорса

      из

      песни

      похож,

      –

      сообщил

      Гаврик.

      – 

      Не на Щорса, а на полковника из кино. Я, может, когда вы-

      расту,

      полковником

      буду!

      – 

      А

      чего

      не

      генералом?

      –

      удивился

      Гаврик.

      – 

      Полковник – главнее. Он полком командует. А генерал только

      горилку пьет и сало жрёт, – вспомнил чьи-то взрослые разговоры

      Глебушка.

      – 

      Значит, наш батька генерал, – осклабился Гаврик и тут же

      схлопотал от

      матери подзатыльник.

      Эстетка Люська, доев собачью розу, принялась за желтые цветки ноготков.

      – 

      Чтоб тебя разорвало, – формально отреагировала на ее об-

      жорство мамка, и Глебушка успокоился: утро входило в обычное

      житейское

      русло.

      Вскоре мамка, спровадив Люську на выгон, ушла на работу. Она работала няней в колхозных яслях. Глебушка остался под присмотром Гаврика, которому, в принципе, было наплевать на младшего брата. Гаврила усадил Глеба в инвалидную коляску и дал ему огромный шмат белого домашнего хлеба, политого пахучей олией – подсолнечным маслом, пахнувшим солнцем и мамкиными руками. Хлеб он посолил крупной солью. Соль прилипала к про- питанному маслом хлебу, и ее кристаллы переливались синим и белым цветами. Кушать хлеб было жалко: хотелось смотреть на эту игру света бесконечно. Без очков Глебушке было плохо. Весь двор расплывался, как в тумане. Расцветшие яблони, абрикосы, груши и вишни сливались в большое бело-розовое пятно. Но кри- сталлики соли на хлебе были видны очень хорошо. Правда, для того, чтобы их разглядеть, Глебушке пришлось поднести краюшку хлеба прямо к глазам.

      – 

      Ротом

      кушай,

      а

      не

      глазами,

      –

      наставительно

      сказал

      Гаврик,

      и

      сел с учебником географии на свою раскладушку.

      Гаврик был