Миллион оттенков желтого. Елена Логунова

игрушками», для которой ему позировали Ирка и Волька, нашелся покупатель. Цену он предложил такую, что Василий не устоял. Согласился отдать картину сразу после выставки в городе на Неве и взял аванс.

      – Ты же не сердишься, Иринушка? Я тебе другой портрет нарисую. Или даже два! – Василий притиснул руку к сердцу.

      – Это уже будет не оригинал, а просто копия, – закапризничала Ирка.

      – Не просто копия, а авторский повтор! Необязательно совпадающий с первой версией в деталях. Помнишь, тебе двойной подбородок не понравился? Я его перепишу, – пообещал хитрый Кружкин.

      – Тогда и волосы чуток причеши, а то я там лохматая, как ведьма. – Подруга от возмущения перешла к торгу.

      – Минуточку! – Я подняла руку, как школьница. – А почему ты не можещь нарисовать новую картину вместо украденной для итальянского покупателя?

      – Ну, Лена! – Художник и тетушка, большая любительница искусства, одинаково помотали головами.

      – Тот портрет был представлен в каталоге миланской выставки, его фото печатали в журналах, репродукции и сейчас продают в сувенирной лавке галереи! Я не сумею повторить работу с абсолютной точностью, подмену непременно заметят, и это будет скандал! – объяснил Василий. Он покивал своим мыслям и повторил почти с удовольствием: – Да-да, международный скандал!

      – И что же делать? – Ирка, добрая душа, уже простила обманщика и излучала сочувствие.

      – Найти пропавшую картину, что же еще. – Василий снова принялся за борщ, в молчании опустошил тарелку, отложил ложку, вздохнул и поднял больные глаза: – Вы мне поможете?

      – Можем попробовать, но без гарантий. – Ирка приосанилась. – Сначала расскажи, где, когда и при каких обстоятельствах пропал мой… твой… наш портрет?

      После обеда, который немного затянулся из-за того, что был совмещен с опросом потерпевшего, я позвонила мужу и напомнила:

      – Встречаемся в пять на Аничковом мосту, не забыл? Лучше без четверти, потому что в пять уже открытие.

      – А мы-то с сыном надеялись, что ты вернешься к обеду и накормишь нас вкусной домашней едой, – сказано было вроде бы не в тему и без претензии, но я поняла: Колян надеется на амнистию взаимозачетом.

      Типа, он простит мне возмутительное пренебрежение святыми обязанностями хранительницы семейного очага, а я позволю ему не идти на выставку.

      – Я не могла, в моей поддержке нуждались близкие люди, – сказала я с ноткой легкого укора. – У тети Иды умер старый знакомый, надо было сопроводить ее к вдове для выражения соболезнований. У Ирки другая беда: украли картину, которая была обещана ей в подарок…

      – Откуда украли? – неожиданно заинтересовался Колян. – С того вернисажа, на который ты меня безжалостно тащ… настойчиво приглашаешь?

      – С другого. – Я притворилась, будто не услышала предательской оговорки. – А какая разница?

      – Большая! Если бы с того, там стало бы на одну картину меньше, и время на осмотр экспозиции сократилось бы, – логично