Кириньяга. Килиманджаро. Майкл Даймонд Резник

бы стати?

      – Потому что я мундумугу.

      – Это означает лишь одно: ты умнее прочих. – Она пожала плечами. Бросила камешком в курицу, решившую подойти к клетке. Курица убежала, недовольно кудахча. – Со временем я стану такой же мудрой, как и ты.

      – Неужели?

      Она серьезно кивнула.

      – Я уже считаю лучше отца, я уже многое могу запомнить.

      – Например? – Я чуть повернулся, когда налетевший порыв горячего ветра обдул нас пылью.

      – Помнишь историю о птичке-медоуказчике, которую ты рассказывал деревенским детишкам перед началом долгих дождей?

      Я кивнул.

      – Я могу повторить ее, – сказала она.

      – Ты хочешь сказать, что помнишь ту историю.

      Камари энергично замотала головой:

      – Нет, могу повторить слово в слово.

      Я сел, скрестив ноги.

      – Давай послушаем, – сказал я, лениво глядя вдаль на пару юношей, выпасавших скот.

      Она ссутулилась, словно на ее плечи давил груз лет, равный моему, и заговорила детским голосом с моими интонациями, воспроизводя даже мои жесты.

      – Живет на свете маленькая коричневая птичка-медоуказчик, – начала она. – Размерами с воробья и такая же дружелюбная. Прилетит в бома и позовет, а если пойдете за ней, она приведет прямо к улью. А потом будет ждать, пока соберете сухую траву, разожжете костер и выкурите пчел. Но вы должны всегда, – она выделила это слово точно так же, как я, – оставлять ей немного меда, ибо если забрать весь мед, то в следующий раз она заведет вас в пасть к физи гиене или в пустыню, где нет воды, и вы умрете от жажды, – закончив, она распрямилась и одарила меня улыбкой. – Видишь? – гордо прозвучал ее вопрос.

      – Вижу. – Я согнал со щеки крупную муху.

      – Все рассказала правильно? – спросила она.

      – Да, ты рассказала все правильно.

      Она задумчиво посмотрела на меня.

      – Возможно, я стану мундумугу после твоей смерти.

      – Неужели смерть моя так близка? – полюбопытствовал я.

      – Ты, – сказала она, – совсем старый и сгорбленный, лицо у тебя все в морщинах, и ты слишком много спишь. Но я только порадуюсь, если ты не умрешь прямо сейчас.

      – Постараюсь не разочаровать тебя, – с иронией ответил я. – А теперь неси своего сокола домой.

      Я собирался было рассказать ей о его потребностях, но она заговорила первой:

      – Сегодня он есть не захочет. Но с завтрашнего дня я начну скармливать ему толстых насекомых и по меньшей мере одну ящерицу в день. И воды у него всегда должно быть вволю.

      – Ты очень наблюдательна, Камари.

      Она опять улыбнулась и побежала к себе в бома.

      Камари вернулась на рассвете с клеткой в руках. Опустила ее на землю в тени, наполнила маленькую глиняную чашку водой из одной из моих тыкв и поставила в клетку.

      – Как чувствует себя сегодня твоя птица? – спросил я, сидя у самого костра, ибо, хотя инженеры-планетологи Эвтопического Совета создали на Кириньяге точно такой же климат, что и в Кении, солнце еще не прогрело утренний воздух.

      Камари нахмурилась:

      – До