Звереныш. Надежда Юрьевна Зотова

еще или уже нет?..

      Анатолию показалось, что мальчишка сейчас расплачется. И он, не желая его окончательно расстраивать, пообещал.

      – Приду, конечно. Только ты помни про наш уговор. Ни гу-гу!..

      В душе Анатолий ругал себя последними словами. Он ругал себя за то, что пришел к ним прошлый раз домой, за то, что так неосторожно раскрылся перед чистой мальчишеской душой в своей мужской обиде, за то, что пообещал прийти снова, когда теперь после всего сказанного нужно было решительно рвать с этим знакомством. Ему было стыдно и противно, как тогда, когда при малодушии молчаливо проглотишь чью-то подлость и сделаешь вид, что ничего не произошло,  и ты не при чем.

      Кто- то внутри пытался оправдать его. «Ты ни в чем не впноват, – нашептывал он. – Ты никому ничего не обещал. Мало ли что взбредет в голову мальчишке?.. И «дорогая женщина»… Здесь ты тоже прав. Она просто баба. Таких много. И пусть она назло вертит хвостом. Найди и ты другую! Все перемелится, три к носу!».

      «Лишь бы мальчишка не разболтал»,  – думал он. И кто-то вновь шептал на ухо: «И что с того, что разболтает? Ты больше не придешь – и делу конец! Да и его мать – не такая же финтифлюшка, как твоя «дорогая женщина»! Не бери в голову! Пожурит сына – и забудет. Три к носу!».

      «Стакан выпью, и к завтрашнему все выветрится», – мелькнула мысль, когда Анатолий подходил к магазину.

      Он купил бутылку водки и размашистым шагом двинулся восвояси. Общежитие гудело, как улей. А ему сейчас хотелось тишины. Он молча поставил на свою тумбочку бутылку водки и достал стаканы. На соседней койке  оживленно зашевелился его сослуживец.

      – Что за праздник?  – Осведомился он. – Или с  горя?

      Анатолий набычился.

      – Так, – сказал он, не желая поддерживать разговор. – Так…

      – Просто так и прыщ не вскочит, – возразил сосед. – Колись, что у тебя. Ум хорошо, а два лучше.  Если из-за баб, то плюнь. Если из-за начальства – сморгни. За все, Толян, горевать, нервов не хватит!

      Они выпили по стакану, и Анатолий прилег на постель. С голодухи водка сразу ударила ему в голову. Сквозь затуманенное сознание он слышал голос соседа, толковавшего ему про жизнь и ему хотелось заткнуть его.

      – Много ты понимаешь  про жизнь, философ, – раздраженно бросил он. – А житуха такое иной раз выкинет… то ли плачь, то ли смейся…

      – Проще надо жить, проще, Толян, – похлопал его сосед по плечу. – Вот ты все лезешь, куда не нужно… А зачем? Твое дело – зацепиться, раз в Москву приехал. Тут таких, как мы, пруд пруди. Москвички – девки избалованные, к ним особый подход нужен. А мы – лапти для них… Так что сук по себе рубить надо…

      Анатолий мочал. Под назидательные наставления соседа он уснул тревожным мутным сном. Вертелись, как карусель, в его голове разные лица. Но среди всех ясно всплывало только лицо Светика. Анатолий и сам не мог объяснить, почему этот чужой для него мальчишка так цепко держится в его памяти и занозой свербит  в сознании. Дома, в Воронеже, остались мать и сестренки. И о них он всоминал редко, с каждым днем отдаляясь все дальше. А здесь… Даже матери ни единым