Беспамятство. Светлана Петрова

кончился. Нашелся один барыга, продал втридорога, и на том спасибо.

      Ляля смутилась оттого, что могла, но не подсобила брату-автомобилисту, и юркнула на пассажирское сиденье:

      – Попробуйте. Не знаю, почему встала. Похоже, топливо не поступает.

      Клапана не стучали?

      – Нет.

      Мужчина включил зажигание, и мотор сразу заработал чётко, мягко, без перебоев. Дела! Ляля покраснела: ещё подумает – нарочно остановила.

      – Странно, – бросила она, злясь на себя. – Ну, спасибо и доброй дороги.

      – Нет уж, проедем немного, вдруг опять засбоит.

      И мужчина вырулил на асфальт, быстро набирая скорость. «Лендровер» катился, как по маслу, нарезая километр за километром. Но Ляля больше не думала о машине. Она не могла оторвать глаз от родинки на лице сидящего рядом человека. От него исходила странная вибрация, вызывавшая в ней ответный трепет, словно он втягивал её в своё энергетическое поле. Бешено колотилось сердце и сохло во рту. Между тем мужчина развернулся и приехал на прежнее место, где оставил собственную машину. Повернул ключ зажигания, вытянул ручник и приложил два пальца к виску в шутливом воинском приветствии:

      – Машина в полном порядке. Можете продолжать путь, Ольга Витальевна!

      – ?!

      Он блеснул голливудской улыбкой и показал глазами на пластмассовый щиток над передним стеклом, где лежал водительский талон.

      Ляля хотела что-то спросить, но сознание затуманилось, силы иссякали, и она закрыла глаза. Хлопнула дверца, впереди отвратительно захрюкали, застучали, зачихали «Жигули» – видно, перекупленный бензин оказался плохого качества, да и машина не лучшего. Услышав шуршание щебёнки под чужими колёсами, Ольга очнулась, судорожно врубила скорость и устремилась вслед за новым знакомым, боясь потерять его из виду. Тот, глядя в зеркало заднего вида, понял маневры спутницы и старался не затеряться в потоке машин. Они одновременно подъехали к институтскому общежитию на проспекте Мира, он молча предложил руку и повёл женщину в свою комнатушку, споро выставив оттуда соседей. Стыда, даже простой неловкости, Ляля не испытывала.

      Мужчина возбуждал в ней чувственность одним прикосновением, запахом загорелой кожи. Она повиновалась его рукам и движениям, словно в летаргическом сне. Глаза её расширились и остановились: казалось, рассудок, слепившись в один клубок с чувственностью, уходил вглубь, в ту болезненную точку, где рождалось и пульсировало наслаждение. Усеянное звёздными вспышками сознание металось в пляске счастья, о котором еще несколько часов назад она ничего не знала и даже не могла предположить, что такие ощущения возможны. Это открытие исторгало из самых недр её существа восторженный стон.

      Она слегка смущалась мощи этого порыва, но не привыкла противиться желаниям, тем более оставлять их неудовлетворёнными. Её тело стремилось к наслаждению, сметая на пути ненадёжные преграды, возводимые разумом. Смутное, почти бессознательное ощущение невозможности бесконечного