Беспамятство. Светлана Петрова

начинали.

      Ляля потрогала выпуклую родинку над губой мужчины и засмеялась:

      – Великий казак-бухгалтер. Тогда отчего бы не сказать более современно – финансист?

      – Потому что я бухгалтер. Кстати, удобно проверять знакомых на вшивость. Девушки с амбициями чураются будущих работников сберкасс и в любовники не берут.

      – А в мужья?

      – Тем более. А вы что, хотите замуж?

      – Не так, чтобы сильно и только за вас, мой бухгалтер, или дворник, или дипломат – мне всё равно.

      Максим зорко посмотрел на новую знакомую, поцеловал, и они снова занялись любовью с ещё большей страстью. Лицо мужчины и в экстазе оставалось прекрасным. Ляля блаженствовала.

      Через час в дверь постучали:

      – Эй вы, Ромео с Джульеттой, скоро там?

      Ляля, не меняя положения, нащупала рукой в сумочке деньги, протянула Максиму:

      – Передай. Пусть потерпят.

      Вернувшись домой, она бросила маме бумаги – «рассказы потом! устала!» – из последних сил заставила себя смыть под душем дорожную грязь и заснула мёртвым сном, как человек, совершивший работу, превосходящую его нравственные силы.

      Утром мать нашла на кухонном столе записку: «Вернусь через два дня. Без паники. Всё о´кей».

      – Безобразие, – вслух рассердилась Надя, комкая бумажку. – Как будто я пустое место!

      Почему дочь так же, как и муж, отстраняет её от своей жизни? Что за наказание? На правах матери, хотя и тайно, стараясь запомнить, как они лежали, и вернуть на место в точности, Надежда Фёдоровна копалась в девичьих вещах. Разгадывала пометки на календаре, читала дневники, которые Ляля то начинала вести, то бросала, перебирала книги, бельё, примеряла шарфики и шляпки. Чужая жизнь (а жизнь дочери давно стала ей чужой) вызывала жгучее любопытство, хотелось понять, что в ней такого особенного, позволяющего быть счастливой? Но тайна не поддавалась.