Сердце на двоих. Теория поцелуя. Лена Сокол

помереть тем более.

      Теперь дыхание Ивана выровнялось, взгляд окутал меня отеческим теплом.

      – Скажи лучше, – сказал тихо, – как там в кафе? Нашла себе друзей?

      – А зачем мне друзья? – Удивилась я искренне.

      – Что, не познакомилась даже ни с кем?

      – Все, что мне сейчас нужно, это удержаться на адской работе, чтобы со временем можно было решить вопрос с жильем. Весь этот вид из окна на чердаке… Красота умопомрачительная, не спорю. Но спать на матрасе, есть одни бутерброды, умываться утром из стаканчика, из него же пить и брать воду для чистки зубов…. Хм… Не самое веселое из моих приключений, если честно. А еще приходится беспокоить тебя вечерами, чтобы помыться… Прости, дядь Вань, но мне бы просто выжить для начала, какие уж тут друзья!

      – Нет, пташка, – (он придумал это прозвище вчера, когда мы кормили вместе голубей вечером на площади), – тебе бы нужно как-то устроить здесь свою жизнь. А одной вряд ли выйдет. Ты молодая, красивая, смекалистая. С такими данными не по чердакам шарахаться, а пойти учиться нужно, получить образование. Двигаться вперед, понимаешь?

      – Как же… понимаю… – Сказала печально, взяла со стола платок и подала ему.

      Расцепив руки, он принял его из моих рук и шумно высморкался. Упал обратно на подушки без сил и закрыл глаза:

      – Тебе Бог дал всё. Грех не воспользоваться. Меня вот по состоянию здоровья в армию не взяли, потом на нормальную работу не смог устроиться. А ведь было желание и учиться, и работать. Но шарахались все… И вот так всю жизнь – один да один.

      Мне стало неуютно. Стыдно. Вот кому можно жаловаться на жизнь, только не мне. И как он жил все это время? Как справлялся с болью? Как терпел все это? Как учился не жалеть себя и не скулить о нелегкой судьбе?

      – Так что борись, пташка. Никогда не вешай нос, слышишь? Всегда сражайся до последнего. Верь, что все будет хорошо. Что добьешься всего, чего пожелаешь. Надейся даже тогда, когда руки опускаются от бессилия. Надежда – это ведь последнее, что у нас могут отнять.

      – Меня зовут Нана. – Сказала вдруг я и до боли закусила губы.

      Иван медленно открыл веки и внимательно посмотрел на меня. Его глаза, очерченные красным, беспрестанно слезились.

      – Так и думал, что будет что-то эдакое. – Улыбнулся он, разглядывая меня. – Ты ведь, как южное солнышко. Добрая, мягкая. Но чуть дашь слабину, и сожжешь дотла. – Мужчина качнул головой. – Тебе идет твое имя. Нана.

      – Только не говори никому. – Попросила я.

      Гончар снова сложил руки в замок:

      – Если сделаешь мне чай. А то болтаешь слишком много.

      – С удовольствием.

      Иван закрыл глаза и протянул:

      – Интересно, а я когда-нибудь узнаю, откуда ты такая взялась?

      – Когда-нибудь. Возможно. – Я встала. – При условии, что будешь принимать все лекарства, которые скажу.

      Ответом мне было лишь легкое подергивание головы.

      А когда его кудряшки, осыпанные сединой, словно благородным серебром, качнулись и упали на лоб, мне почему-то в голову пришла мысль о том, что я никогда не знала