Сердце на двоих. Теория поцелуя. Лена Сокол

тебе в воде плескаться, категорически запрещено!

      «Особенно с твоими-то особенностями», – подумала я, но вслух не произнесла.

      – Так я…

      – Строгий постельный режим! – Взяла его под локти и мягко подтолкнула в сторону комнаты.

      Гончар привычно замер в дверном проеме. Приложил руки к дверному косяку с обеих сторон. Опустил, снова поднял, опустил и только потом пошел дальше. Повторил ритуал и возле двери в спальню. Я послушно ждала, двигаясь следом. В голове прокручивались слова Маргариты, как будто снова и снова откладываясь в памяти: «Всего лишь особенность его организма».

      – Завтра мне все равно выходить на смену. – Протянул дядя Ваня, недовольно усаживаясь на постель и подтягивая к себе край одеяла. – Болеть некогда.

      – Бери выходной. Нельзя же так! – Я взяла одеяло, расправила и накрыла им его по плечи. – А теперь ложись. Давай-давай. Не спорь.

      – Зря я тебя пустил. – Усмехнулся он и шмыгнул носом. – Знал бы, что будешь так командовать…

      – Знала бы, что сегодня будешь так гундосить, еще вчера бы занялась твоим лечением. – Я нахмурила брови, давая понять, что не шучу.

      Гончар послушно положил руки поверх одеяла.

      – Видела ведь вчера, что тебе плохо. Веки красные, нос тоже, да еще озноб этот. – Взяла пульт, сделала телевизор тише. – Как ты, вообще, умудрился летом простудиться?

      – Сквозняк все этот, – сжал зубы.

      Рука его в прямом смысле слова заплясала. Дернулась вверх, взвилась в воздух. Еще раз.

      Я села рядом на край кровати:

      – Ты полежи, я тебе сейчас чай горячий сделаю. Хорошо?

      – Да я сам… могу… – По напряжению на его лице поняла, что в попытке удержать руку, он ломает самого себя. Еще и бровь задергалась.

      – Раньше мама при первых признаках простуды насыпала мне горчицу в носки. – Я увернулась, вовремя среагировав, когда его рука дернулась вверх. Иначе схлопотала бы по носу. Облизнула губы, стараясь не выдавать беспокойство за его состояние. – Насморк сразу проходил. У нас на стопах много нервных окончаний, горчица воздействует на них… Ох… – Осеклась. – Не знаю, можно ли тебе такое средство…

      Я виновато опустила взгляд. И зря. Его рука тут же взлетела вверх и попала мне прямо в лоб. Зажмурив один глаз от боли, перехватила ее и тихонько рассмеялась.

      Иван вскочил на постели, задыхаясь:

      – Прости, прости! – Задергал головой.

      – Ложись, дядь Вань. – Я мягко надавила ему на грудь. – Все нормально. – Открыла глаз, моргнула несколько раз. – Все хорошо. Видишь? Не больно попало.

      Его рука все еще была зажата в моей. Она снова дернулась, дважды, и на лице Гончара вновь отразились боль и вина.

      – Но если у тебя найдется горчица, мы можем попробовать. Почему бы и нет? – Взяла нежно его руку, затем вторую и сложила их у него на груди в замочек. Соединила, переплетя меж собой пальцы. Свою же ладонь оставила сверху. Легко, почти невесомо, точно перышко. Чтобы не придерживать, а просто успокоить.

      Кажется,