на Радуге наступает поздно, примерно в полдень. Но все равно в любое время дня и ночи все желают друг другу Доброго утра. Потому что никто точно не знает, когда именно проснулся тот или иной человек и проснулся ли он вообще. Конечно, для тех, кто по неопытности устроил жилище под открытым небом, утро наступает раньше – не позже восьми-девяти утра. К этому времени их палатки нагреваются до такой температуры, что лежать в них порой уже даже опасно. Мы же на опушке леса – под сосновой защитой. Засыпаем и просыпаемся, когда пожелаем. Народ готовит завтрак: некоторые у своего костра, а группа вызвавшихся с вечера добровольцев – на общей кухне. Никто никого ни к чему не принуждает. Все делается с энтузиазмом и на добровольной основе. Я не умею готовить, да и вообще мало ем, но с удовольствием хожу за дровами. И это всех вполне устраивает. Чистый отдых. Мобильник на дне рюкзака. Работа и связанные с ней заботы постепенно улетучиваются в астрал. Перед общим завтраком проходит медитация и утренний Пау-Вау. Но я ни разу там так и не побывал, потому что вылезал из своей палатки неизменно в полдень. Ну, когда еще отоспишься в Москве с побегушками в агентстве. Новости с Пау-Вау мне обычно в сжатом виде пересказывали первые встреченные знакомые. Новости включают в себя: обычные телеги (рыбаки здесь поставили сети, купайтесь осторожно). Обсуждение жизни в лагере (говно, фотографы). Сообщения о грядущих музыкальных тусовках и семинарах (на маленькой поляне Лиса в шесть вечера будет рассказывать, как она с камерой колесила по Юго-Восточной Азии на стодвадцатипятикубовом тайском скутере. А на центральном костровище вернувшиеся из Индии чуваки будут обучать холотропному дыханию, а после этого – ходить босиком по углям). Ну, и просто восклицания: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».
Ах, да, Лиса сегодня вечером. Я весь в нетерпении, жду этого, будто мы уже тысячу лет знакомы. Второй день хожу с камерой, словно прокаженный, но благодаря агентским навыкам мой Кэнон практически никто не замечает, он словно часть меня. Я и сам про него, бывает, забываю, – болтается себе на плече. Вспоминаю лишь тогда, когда чувствую легкость и понимаю, что оставил его в палатке.
К шести часам на маленькой поляне собралось человек тридцать. Она сидела посередине, разложив на пеньке бумажные фотографии формата А4. Сходство с Катей было поразительным. Разной была разве что внешняя атрибутика: отсутствие фенечек, цветная ленточка, вплетенная в длинную прядь рыжих волос и одна раста-косичка. Я подошел и уселся рядом.
– Привет, Лиса!
Она подняла голову и недоверчиво посмотрела на меня:
– Мы знакомы?
– Нет, извини, я – Дима. Мне Катя про тебя рассказывала.
– ЛИса, – с ударением на первый слог представилась она и улыбнулась, – но можно и как обычная лиса, так даже привычнее.
– Красивое у тебя имя. Из Таиланда фотки? – кивнул я на внушительную пачку фотографий.
– Спасибо. Да, из Таиланда и окрестностей: Лаоса, Вьетнама, Камбоджи.
– Интересно
