Желтое окно. Михаил Юрьевич Третьяков

этого человека в том, что вы слушаете музыку за рулем?

      – Собственно говоря, это был мой личный выбор, связанный с выполнением одного моего условия.

      – И конечно же, вы не расскажете мне, что это за выбор?

      – Не могу, поскольку это не мой секрет.

      – Ну, я такого дурацкого обещания никому не давала, так что имею полное право включить музыку, – говорит она, наклоняясь к магнитоле, чтобы найти кнопку включения.

      – В моей машине мы будем соблюдать мои правила, а если вам не нравится, то придется ее покинуть.

      – Что вы так завелись? По вашим правилам – так по вашим. Едемте уже, проведете мне экскурсию по своим хоромам. Или ваши правила вам этого не позволяют?

      Я сдаю назад и, развернув машину, направляюсь домой по самому длинному маршруту. Мне интересно послушать, что расскажет мне Ольга Николаевна, учитывая, что сейчас мое сознание работает на повышенных оборотах, в то время как прежде все незначительные детали, связанные с ней, ускользали от моего внимания из-за моей занятости и попыток разобраться в причинах изменения поведения людей от дождя.

      Когда я увидел ее, то понял, что музыка, которой я сам себя лишил ради нее, теперь не нужна. И это не только потому, что она была рядом и, возможно, в ее сумочке лежит нейтрализатор, – просто мне нужны были какие-то сильные эмоциональные раздражители, которые изменяли активность мозга. А еще… Я всё понял про нее. Картинка сложилась. Всему нашлось рациональное объяснение: и официальности, возникшей между нами, и моей осторожности в общении с ней. Сейчас я больше всего боялся того, что прав, что всё, о чем я неожиданно догадался, – не выдумка и не фантазия моего воспаленного мозга.

      Она молчит. Видимо, обиделась или делает вид, что обиделась на то, что я не разрешил включить музыку. Это неловкое молчание, которое возникло из-за моей упертости и принципиальности, надо уничтожить.

      – Все основные проблемы между людьми, как мне кажется, возникают по двум причинам: либо они не разговаривают и ничего не обсуждают, либо разговаривают и обсуждают. И как выбраться из этого порочного круга, мне непонятно до сих пор. Я редко даю какое-либо обещание, но если всё же делаю это, то это обещание не другому человеку, с которым меня ничего не связывает, а в первую очередь самому себе. Мне кажется, что сейчас люди потеряли уважение к словам. Слова стали инструментом для управления людьми и их сознанием, но утратили свое настоящее значение, а раз так, то и обещание становится формальным и ничего не значащим. Именно поэтому я и не слушаю музыку.

      – Хорошо, а если человек, которому вы что-то пообещали, нарушит обещание, данное вам? Значит, и вы вправе нарушить свое?

      – Нет. В том-то и дело, что не играет никакой роли, нарушит он его или нет. Важно не это, а то, что я свое не нарушу ни при каких обстоятельствах.

      – Ну а если он, например, умрет?

      – Вам не кажется, что в этом случае выполнить такое обещание – это просто дело чести?

      – Ладно, не буду вас больше мучить. Мы, кажется, уже приехали?

      – Да.

      Мы надеваем маски и очки, натягиваем капюшоны дождевиков и выходим под дождь. До подъезда недалеко,