Желтое окно. Михаил Юрьевич Третьяков

мне перец в пустую тарелку.

      Я беру черный хлеб, ложку – вилок почему-то здесь нет – и начинаю есть. Батюшка заканчивает трапезу и наливает себе горячий чай из заварника.

      – Вы как, покрепче любите или кипяточком развести?

      – Можно покрепче.

      – Помню, как мы с матушкой попробовали в первый раз чай в пакетиках… и должен вам сказать, это совсем не то. Настоящий чай – он только в заварнике должен завариваться. А сейчас что? Все спешат, бегут куда-то, и времени нет совершенно на себя. Расчеловеченье происходит: важно как можно быстрее получить результат, и совершенно неважно качество результата, да и сами люди становятся такими одноразовыми пакетиками, в которых измельченная чайная пыль. Но это всё, наверное, неинтересно вам. Всё, что я говорю, – это глупости. Вы уж простите меня, если я что-то не так сказал. Наталья мне много о вас рассказывала. Я вот таким вас и представлял, только без трещинки внутри. Вам надо у нас тут пожить, а там, глядишь, трещинка-то и затянется, да так затянется, что вы только крепче станете. А назад вам сейчас никак нельзя, поверьте мне: там вы только трещину эту углубите.

      Всё, что говорит этот чужой и совершенно незнакомый мне человек, слишком уж непонятно и неправдоподобно, но почему-то внутри чувствую, что всё это правда, хотя разум отказывается принять слова. А еще я слишком хорошо знаю себя и знаю, что если что-то решил, то точно не уступлю и не остановлюсь. Только вот для меня победа ради победы не является самоцелью. Да, конечно, интересно и важно найти ответы на вопросы, которые меня мучают, но еще важнее процесс познания.

      Сейчас знания утратили ценность, они стали настолько легкодоступными, что исчезла необходимость прилагать усилия, чтобы их получить. А когда что-то дается легко и без усилий, то перестает быть ценным и важным и становится просто побрякушкой, которую можно нацепить и снять в любой момент. Дождь – он ведь не просто меняет людей, он стирает из памяти необходимость передачи знаний. Общество, в котором не происходит передачи знаний, обречено на деградацию и вымирание.

      Отец Александр пожимает мне руку. И смотрит грустно и печально, словно он уже всё про меня понял и знает, что я его не послушаюсь. И видит всё, что будет со мной, и знает, что ничего изменить не может, и я тоже. Осеняет меня крестом и уходит. А я остаюсь один. И в комнате сразу становится дождливо и тоскливо.

      Входит крестная.

      – Вот ты где. А я тебя обыскалась. Я в монастыре послушание выполняла, прихожу, а тебя нет. Думаю: куда ты пропасть мог? А потом смекнула, что ты здесь. Ведь, как очнулся, не ел еще ни разу. Ума не приложу, откуда в тебе только силы берутся.

      – Я с отцом Александром был.

      – А… так он мой духовник. Говорил, значит, с тобой. И что сказал?

      – Да сложно мне…

      – Так ты же ученый у нас, и что, не можешь пересказать, что тебе человек церковный сказал?

      – Трещина во мне, надо при монастыре пожить.

      – Ну а ты что?

      – Да ничего такого, просто слушал и молчал.

      – Ну, это правильно. Отец Александр