Ванечка и цветы чертополоха. Наталья Лазарева

на руки, как малое дитя, и крепко прижал к груди. Она, не просыпаясь, обвила руками его шею. Мужчина стоял так очень долго и пытался заставить себя опустить её на постель. Настоящая сладкая мука – держать её вот так подле себя и не мочь ничего предпринять. Она тихо посапывала ему в шею. Сердце его распрямилось и снова стало полнокровным.

      «Графинечка, хочешь не хочешь, но сейчас ты моя», – подумал он с наслажденьем и довольной улыбкой. Но через несколько секунд – тревожно: «Палашов, ты сошёл с ума и обнаглел до неузнаваемости! Оставь малышку в покое!» «Не хочу! Не хочу!» – вопил в нём капризный мальчишка. «Ты же мужчина, Палашов! Серьёзный взрослый мужчина! Так будь же им!» – восклицал здравый смысл. А лицо уже склонялось над ней, дыхание замирало от восторга и с шумом прорывалось вновь. «Ты разбудишь её сейчас, похотливый урод!» – рассудок переходил на оскорбления, изменяя себе самому. «Ну и пусть! – топал ножкой мальчишка. – Я не делаю ничего плохого! Любуюсь! Наслаждаюсь!» «Против её воли!» «Она ничего не понимает!» «Ох, дала бы она тебе сейчас пощёчину!» «А я бы её поцеловал!» «А она – ещё одну!» «А я целовал бы до тех пор, пока она не устала бы бить меня!» «Бреши!»

      Он склонил голову ещё ниже, но на трогательном полудетском ангельском лице, как будто даже светящемся в темноте, дрогнули ресницы и разбудили в нём смущение и разочарование в себе самом. Не понимая, в чём причина, в бездействии или неспособности держать себя в руках, он осторожно положил её на одеяло. Она тут же свернулась калачиком. Он укрыл её и подоткнул одеяло с другой стороны.

      «Вот так, милая, спи!» – торжественно выступил рассудок, довольный собой и победой. Мальчик топнул ножкой и надул губки. «Ложись рядом и любуйся сколько угодно! Она же здесь. Сама пришла. Даже сама повернулась так, чтобы тебе с того края было удобнее рассматривать. Потакает твоим капризам, не зная этого!»

      Он осторожно лёг рядом, накрываясь пледом, на бок, и долго ласкал глазами в темноте её умиротворённые черты, пока не забылся сном.

XIX

      Утром Палашова разбудил удар в лицо. Мгновенно разомкнув веки, он оценил обстановку, в которой ему ничто не угрожало. Просто Мила потянулась во сне, и движение бессознательной руки пришлось ему точно в правую щёку. Для неё это недоразумение не осталось незамеченным: она ещё раз пошевелилась, открыла глаза и, увидев два ласковых серых глаза, улыбнулась, как улыбается сквозь сон малыш, завидев рядом маму. Его губы сами растянулись в ответ. Но сразу же лиственная зелень, омытая дождём, скрылась за шторками век, а Евгений Фёдорович подумал: «Девочка моя, ты забылась во сне!»

      За окном совсем светло. Пора бы подниматься. Уже часов семь-восемь. В комнате по-прежнему мягкий воздух – дом хорошо держит тепло. Следователь блаженно вздохнул и полежал с минуту, любуясь своей подопечной. Он жадно впитывал каждую чёрточку: некрупный, чуть неровный нос, не идеальный, с маленькой задоринкой; нежные звёздные ресницы, словно два опущенных опахала на нижних веках; гладкие бледные