Туман над Смородиной. Катерина Самаркина

мужа.

      Тумун тогда не плакал. Ни до похорон, ни после. Уже в таком малом возрасте он возненавидел Смерть за её злые шутки – зачем она забирает таких молодых и сильных духом? Его отцу было чуть меньше тридцати, и до болезни он был сильнее всех деревенских мужиков.

      Зато Мишка с другого конца улицы, которого прозвали «блаженным» за то, что не мог ни ходить, ни говорить в свои тридцать пять, вися обузой на шеях своих родителей, жил, а Смерть даже и не думала класть на него свои костлявые руки.

      Ох, как же Тумун презирал Смерть.

      Когда Тумуну было десять, он видел, как Она ходила по пятам за старым мясником. Его душа искрила с каждым шагом, и куда бы он ни пошёл, за ним тянулся липкий и страшный холод Её рук. Мама не поверила, когда Тумун сказал ей: «завтра дядя Митя уйдёт, как папа», но следующим утром уже не застала старика в лавке.

      Она была жестока, безжалостна и ужасно несправедлива, но без Неё не было бы самой Жизни.

      Тумун понимал Её лучше, чем кто-либо другой.

      И от этого ещё сильнее ненавидел.

      …

      Куриные кости неприятно хрустели под ножом. Тумуну не нравилось ощущение скользкой кожи в руках, но Агена никогда не стала бы разделывать тушки для готовки сама. Она вообще не привыкла причинять боль кому-либо, кроме себя. Так и выходило: либо Тумун займётся мясом, либо они все, включая Меона, будут сидеть голодными.

      Хрусть-хрусть.

      В голове вертелись угрозы старосты. Пусть мечтает о расправе, Тумун его изведёт раньше, чем тот успеет поднять на Агену хоть палец.

      Хрусть-хрусть.

      Не наводить больше проклятия? Такой расклад был нелогичен при любых обстоятельствах, выполнять магическую работу для деревенских было его прямой и почти единственной обязанностью.

      Хрусть-хрусть.

      Ещё и собственное колдовство в последнее время пугает своей мощью. Надо разобраться с собой раньше, чем умрёт ещё кто-то из деревни.

      Хрусть-хрусть.

      Смерть, повсюду эта Смерть. В ночных кошмарах и наяву. Если бы он только мог перестать быть её слугой, о, он бы многое отдал, лишь бы перестать бегать перед ней на задних лапках.

      Хрусть-клац.

      Тумун отбросил нож на стол, шипя и одёргивая руки. По указательному пальцу левой руки заструилась кровь.

      – Мяу.

      – Не злорадствуй, Варежка, – прижимая к ране влажное полотенце, огрызнулся колдун.

      Кот вопросительно склонил голову, пристально глядя на страдающего парня.

      – Да уж, мне тоже иногда кажется, что я тебя понимаю, но это всё ещё не так. – буркнул Тумун.

      – А мне иногда кажется, что ты слишком самоуверенный, – в кухню вошла ещё полусонная ведьма и взобралась на лавку с ногами, зевая.

      – Доброе утро, сонная царевна, как спалось сегодня? – Тумун улыбнулся и внимательно вгляделся в лицо Агены, облегчённо подмечая отсутствие на нём новых дорожек слёз.

      – Неплохо… но я думала, что ты не будешь сбегать с утра.

      – Это что, упрёк?

      – Именно он.

      – Я