Градус любви. Кэнди Стайнер

и замужние дамочки тоже не особо возражали.

      – Слыхал, на этой неделе ты устроил небольшую сцену на винокурне?

      Я изогнул бровь.

      – Слыхал?

      – Слушай, я всячески пытаюсь не обращать внимание на болтовню мамочек с трибун, но иногда они как будто специально говорят громче, чтобы я их услышал.

      – К примеру, каким подтянутым кажется твой зад?

      – Или обсуждают, что ты искушаешь судьбу, давая несовершеннолетней попробовать виски.

      Теперь наступил мой черед закатывать глаза.

      – У них нет доказательств.

      – А они им нужны? Тебе, как и мне, прекрасно известно, что люди, которые правят этим городом, смогут найти доказательства, когда им заблагорассудится.

      Мы оба смолкли, сделав по глотку пива и вспоминая смерть отца. Небо окрасилось в пурпурные тона, и застрекотали сверчки.

      – Это была дочь Барнеттов, – прервал я затянувшееся молчание.

      – Мэри Энн?

      – Руби Грейс.

      Джордан взвился:

      – Ноа, ей же шестнадцать!

      – Девятнадцать, – поправил я и снова глотнул пива. – И она выходит замуж. Она покупала один из эксклюзивных бочонков в качестве свадебного подарка.

      – Интересно, кто этот счастливчик.

      – Какой-то молодой политик, с которым она познакомилась в Университете Северной Каролины.

      – Политик? – Джордан устремил взгляд куда-то вдаль. – Тогда, думаю, он отлично впишется.

      Я кивнул, но внутри что-то сжалось, когда представил глаза Руби Грейс – круглые и испуганные моим вопросом, готова ли она выйти замуж. До сих пор не могу поверить, что я первый, кто спросил об этом.

      Как и не верю, что она сама знает ответ на этот вопрос.

      Нелепо, что я испытывал некое сочувствие к девушке, которая смотрела на меня, как на грязь, испачкавшую ее модные туфли. Они с семьей никогда ни в чем не нуждались, и все же мне было жалко Руби Грейс, потому как, пробыв рядом с ней всего три минуты, понял, что она несчастлива.

      Она не знала, кем была.

      Хотя, с другой стороны, знал ли я в свои девятнадцать?

      Из дома донеслась знакомая мелодия, отвлекая меня от мыслей о Руби Грейс, и я улыбнулся. Глянул на Джордана и увидел, что брат тоже улыбается. Он снова посмотрел на дом и тяжко вздохнул.

      – Когда-то я думал, что мама снова выйдет замуж, найдет себе кого-нибудь. Однако, слушая, как она на протяжении первого года каждый вечер включает эту песню, понял, что ошибался.

      Я проследил за его взглядом, и у меня перехватило дыхание при виде мамы и Логана, танцующих в гостиной под “Wonderful Tonight” Эрика Клэптона. Под эту песню они с папой танцевали вечером в день свадьбы, и я не упомню, сколько раз видел, как они танцевали под нее в гостиной.

      Но теперь ее обнимал сын, с улыбкой покачивая в танце, и вел себя так, словно эта песня никому из нас не приносила боли. Логан картинно наклонил маму, а потом закружился с ней вокруг кофейного столика, и она все смеялась и смеялась, а растрепанный конский хвостик раскачивался в такт движениям.

      – Сомневаюсь,