Три дома на Набережной. Ольга Ковалева

работало восемьсот человек, в нашем отделе двадцать пять. Отделов было одиннадцать. После перестройки, мы, начальники отделов, особо не цеплялись за своих сотрудников и вообще их проблемы нас не беспокоили. Чем меньше отдел, тем выше наша зарплата, мы за это держались. Я видел, как на моих глазах исчезали отделы. Радовался, что сам уцелел. Юля, мы ведь не плохие сами по себе люди. Но все оказались слабаками. Мне стыдно в этом признаться и тяжело, но это была подлая слабость.

      ‒ Когда через два года Борис Яковлевич дал тебе, молодому специалисту, лабораторию, самую козырную, мы удивились. Это была хорошая лаборатория, у нас были шикарные протеже на эту должность. Но Борис Яковлевич сказал, что впервые встретил человека со стратегическим мышлением, как у командарма. Он ведь был фронтовик. Нам было смешно, женщина со стратегическим мышлением. А когда через год ты свою лабораторию увеличила вдвое и стала кормить практически всю науку, мы поняли его задумку. Он хотел после себя оставить отдел. Мы об этом не думали, а он думал. А когда ты защитилась, он спокойно ушел на пенсию и передал отдел тебе. Мы, великие ученые, почтенные ветераны труда, весело ждали твоего провала. Теперь в науке осталось пять отделов и двести человек. Семьдесят человек это твой, Юля, отдел. Ничего этого не было бы без твоего давления, строгости и твоей, необходимой во многом, резкости. Ты просто устала и я, пользуясь дружбой с директором, уговорил его издать приказ отгулять отпуска полностью. Вы с Володей должны отдохнуть, я не буду раскрывать всей интриги, но вам, перед броском, надо восстановиться. А бросок от нас всех потребуется. Это инсайд, но я на него решился, чтобы твое покаяние не было излишним. Ты всё делаешь правильно, Юлия Александровна.

      И ещё, Юля, ‒ Сергей Борисович засмеялся, ‒ хорошо, что тебя не понесло в театральный, это наша большая удача, нам повезло.

      Дима Карпов Юлю тоже поддержал и признался, что им всем мешает перфекционизм, что это сибаритство, что если бы не Юля, то они так бы и остались в плену своих дурных привычек.

      ‒ Я многого не понял вообще, о чем вы тут говорите, но при полной свободе творчества говорить о давлении как-то некорректно. ‒ Дима хохотнул своим коротким странным смехом, он вообще странно смеялся, или очень коротко или надолго, очень длинно и монотонно, от чего всем становилось невероятно смешно ‒ Я, собственно, хотел сказать, что мы написали два варианта отчета. Тот, что вы видели и второй, совпадающий с вашими выводами и предложениями. Неожиданно для меня, это очень странно, со мной такого не было, чтобы так понимали. ‒ сложил ладони и слегка поклонился, опять залился своим странным смешком, но уже надолго, пока все не включились в этот монотонный хохот.

      ‒ Спасибо, Дим! ‒ Юля не выдержала и тоже засмеялась.

      Пожелала всем легкой сдачи этапа, быстрого подписания акта, (та ещё морока), обещала хорошо отдохнуть и привезти черешневый компот.

      Когда Володя опять при всех признался ей в любви, Юля сильно смутилась, чем привела в дикий восторг своих коллег и вынуждена была отключиться.

      ‒ Удивительная девушка, ‒ прокомментировала Алиса, с интересом рассматривая