День славянской письменности. Сборник

много крат – от тех, кто нам родней,

      Кто нам надежда и опора. Те, кто рядом.

      Если разлом, ревут ветра, беда – как мстить?

      Подайте ж руку брату, другу – они рядом,

      Но в сердце нет стремления простить,

      Душа досадой пересыпана, как ядом.

      А с мыслью каждый: всё когда-то отболит.

      Из наших душ прольются слёзы градом,

      Мы сердцем снова сможем полюбить,

      И снова самый близкий будет рядом.

      И тот, родной, среди рутинных дней

      Поймёт однажды и вздохнёт с досады,

      Ведь для него нет тебя ближе и важней,

      И только ты в правах на слово правды.

      Но есть беда – с родных-то выше спрос!

      Простить, обнять – понятное желанье,

      И руку дать ближайшим не вопрос,

      Вот только что сказать им в назиданье?..

      Желаю тебе, солдат…

      И пусть минует тебя, солдат,

      Всё-всё, чему ты и сам не рад,

      Да чтоб чаще из дому письмо,

      Чтобы мог ты, что я не смог.

      Мимо пускай осколки гранат,

      Не сработал их града снаряд,

      Пусть пуля вдали просвистит,

      Да на мину бы не наступить.

      Ракета. Ты скользни по броне.

      И чтобы им не сгореть в огне,

      Подбитый не вспыхни танк,

      Ещё б кровью не истёк от ран.

      Не рванул бы подлый фугас.

      И пускай ты не в первый раз,

      Ты сам растяжку не пропусти,

      И ворон чёрный не прилетит.

      Я не хочу. Но вдруг, солдат,

      В бою – и смертельный град,

      Или снайпер пулю прислал,

      Так всё ж легче – рука, нога.

      И если в ночи сон в тишине,

      Я буду рад за тебя вдвойне,

      Что довелось тебе и на войне

      Маму увидеть хотя бы во сне.

      Гусыня

      Генетика наша, друзья, не всесильна.

      Вот как-то на ферме, в селе Украины,

      Где куры да утки, коровы да свиньи,

      Утка в гнезде родила вдруг гусыню.

      Быть может, мутации так пошутили,

      Яйцо ли не то в гнездо положили,

      Может, Чернобыль зоной лучистой…

      Но было тут всё же что-то нечисто.

      Она птичий двор совсем не любила,

      А вот о себе всегда много мнила!

      Мечтала с гнезда стать лебедем птица,

      Верила в то, что всё это случится…

      От уток да кур подальше держалась,

      Их презирала, «селом» обзывала.

      Кто ей неровня, тех клювом щипала

      И братьями кровными их не считала.

      Себя трудом тяжким не утруждала.

      У родных отбирала, всё было мало.

      Мамочку утку, как могла, обирала —

      Тихо склюёт зёрна, и: «Я не видала!»

      Вот сладко поспать гусыня любила,

      Вкусно клевать и попить норовила.

      Неведомы были чужие ей беды…

      Под крыло и себе, – такое вот кредо.

      Всё к небу тянулась её серая шея.

      Готовилась с детства: умею, успею,

      К светским беседам, шику гламура,

      Её чтобы отдых был окультурен.

      За что называть гусыню нам дурой?

      Не