Время Музы. Сакевич Лёля

уж эти говорливые поэты! Клад для шпиона, не иначе. Через полчаса, не вставляя в монолог Мицкевича ни слова, лишь изредка поддакивая, я выяснила, что мадам баронесса оказалась любительницей спонтанных интрижек. Оказалось, что она выбралась из своего имения Ноан в соседний городок Шатору под предлогом телеграмм или писем к издателю. Композитора и двоих своих детей она оставила дома. В единственной приличной гостинице встретила ожидающего лошадей Мицкевича, недолго думая, совратила бедолагу, отчего тот теперь был счастлив и летал, подобно Пижону. Сам поэт сейчас был лектором в Коллеж де Франс, где специально ради него открыли кафедру славянской словесности. Нынче он направлялся из Парижа в Леон и Гренобль, навестить местные университеты и дать выездные лекции, но, на свою голову, решил остановиться в Шатору, где и напоролся на веселую мадам.

      Раньше Санд и Мицкевич были лишь представлены в Париже на концерте Шопена, но близко знакомы не были. А вот теперь «пообщались» теснее и решили, что поэт оставит на неделю свои дела и поживет в имении у баронессы. Хотя бы ради Шопена, которого они оба (каждый по своему) любят.

      Пока мой новый Вергилий вдохновенно вещал, я оделась в мужской костюм баронессы и попыталась собрать копну волос хотя бы в какое-то подобие прически. Увы, с моим опытом в этом вопросе я оказалась бессильной. С детства мои тонкие, пушистые и почти прозрачные волосы стриглись коротко, всегда непослушно торчали в разные стороны и создавали облако вокруг тонкой детской шейки. Папка называл меня «одуванчиком» и грозился сдуть все пушинки, что вводило мелкую меня в бешенство и сподвигло в седьмом классе подстричься ежиком и дерзко обрить затылок.

      Адам (могу же я назвать великого поэта по имени?..) перехватил мой беспомощный взгляд в зеркале:

      – Увы, в сем деле я не помощник, но, полагаю, здесь справится любая служанка.

      Он позвонил в колокольчик (так вот зачем эти бронзовые безделушки стояли на каждом столике!) и через полчаса ловкая девушка, лица которой я так и не заметила, сотворила чудо. Волосы были завиты и уложены в сложнейший низкий узел. К ним огромной булавкой была прикреплена шляпа, вернее, небольшой мужской цилиндр, кокетливо сдвинутый на бок. Образ мадам оказался весьма эффектным, особенно с мягкими кожанными сапожками (оба на одну ногу), замшевыми перчатками (это в июле-то!) и с маленьким хлыстиком в руках. Амазонка. Или извращенная Госпожа, кому что ближе. По глазам Мицкевича было видно, что второй вариант ему приглянулся больше, но я напомнила, что нам следовало бы поторопиться. Нужно ехать к Шопену, я и так задержалась слишком долго.

      У хозяина постоялого двора, который отлично знал баронессу, я одолжила верховую лошадь для Мицкевича. Багаж поэта сгрузили на маленького ослика. Я активировала навигатор в линзе, неуклюже залезла в мужское седло вороной лошади Жорж Санд и попыталась направить ее в сторону дома, благо, Ноан был не очень далеко, около тридцати километров от Шатору.

      Мы проехали мимо древнего костела, там шла служба и толпился народ, многие приветливо кланялись баронессе,