Потомокъ. Князь мертвецов. Кирилл Кащеев

Не только уездные, но губернские и столичные! Так говорит мой отец… и он прав!

      – Или просто боится конкуренции? – сквозь зубы процедил Захар Гирш.

      – Мне нравится наша кухарка – у нее получается прекрасное бланманже! Вот пусть она… и ее дети тоже… продолжают управляться на кухне, а дела серьезные, особенно государственные, оставят природой предназначенным для этого людям! – и Алешка ехидно добавил: – Ne sutor ultra crepidam![7]

      Судя по выражению лица гимназиста, Алешку снова собрались бить.

      – Жаль только, в империи нет столько Кровных, чтобы занять должности во всех комитетах. Особенно уездных, – обронил Митя.

      И с наслаждением полюбовался, как лица что Алешки, что его противника вдруг приобрели одинаковое выражение.

      – А что вы на меня так глядите, господа? Только Кровная Знать предназначена для государственных дел по своей природе, унаследованной от Чтимых Предков.

      – Дворянство! – вскинулся Алешка.

      – Всего лишь потомки дружинников, получивших надел земли от Кровных Князей.

      – Землю, которую они должны были защищать! – нравоучительно поднял палец Алешка. – Земля эта полита кровью дворянской, дворянство – щит и меч империи, кто, кроме нас…

      – Мой дядя, старший брат отца, погиб в семьдесят восьмом на Русско-турецкой. Он был из кантонистов[8], – устало сказал Гирш. – А дед – в Крымскую.

      – Вот видите, Алексей… – ласково подхватил Митя. – Не так уж велика разница между сыном сапожника… и сыном господина Лаппо-Данилевского. Во всяком случае, с точки зрения Кровных.

      – Сыну сапожника как-то не слишком льстит! – буркнул Гирш.

      Пальцы Алешки на набалдашнике трости побелели, он кинул на Митю убийственный взгляд и процедил:

      – Есть еще образование и воспитание!

      – То есть те же математика и латынь? – еще ласковей напомнил Митя.

      Конечно, разница есть! Но если Лаппо-Данилевские выступают за привилегии дворянства, то Мите ничего не остается, как стать либералом. И может, даже чуть-чуть рэволюционэром. Как там у франков? Liberté, Égalité, Fraternité?[9] Великие Предки, это он Алешке тоже припомнит!

      – Полагаете, государь ошибается? – В голосе Алешки задрожало предвкушение.

      – Полагаю, кровный правитель Даждьбожич не нуждается ни в моем одобрении… ни в вашем. Как верно подметил ваш батюшка: не следует забывать свое место! Честь имею! – Митя приподнял шляпу, давая понять, что разговор окончен.

      Алешка неожиданно качнулся вперед, его лицо оказалось совсем близко от Митиного, и он тихо, на пределе слуха, выдохнул:

      – Полагаете, ваше место выше моего? Сомневаюсь! Если уж вас сразу за своего не признали…

      – О чем вы, Лаппо-Данилевский? – ровно, даже не думая понижать голос, спросил Митя.

      – Да так… На псарнях тоже псари сердобольные случаются: чем топить случайных щенков, лавочникам их пристраивают, мастеровым… Это я к разговору

7

Да не судит башмачник выше обуви (лат.). Из рассказа Плиния Старшего в его книге «Естественная история» о греческом живописце Апеллесе, исправившем ошибку в сандалии на картине по замечанию башмачника, но на его остальные придирки предложившем не высказывать суждений «выше обуви».

8

Кантонисты – с 1827 г. дети-рекруты неправославного вероисповедания (в основном иудеи, но могли быть и цыгане, финны и поляки), являющиеся собственностью военного ведомства (напоминаем – тогда было крепостное право!), разлученные с семьями, если такие были, и отправленные в специальные поселения для подготовки к будущей военной службе. Закрепощение детей военным ведомством отменено коронационным указом Александра II.

9

Свобода, равенство, братство (фр.). Лозунг Французской революции.