Фурия. Ямиль Сайед Мендес

отчетливее. Пока дядя Сезар не заделался папиным приспешником, они с мамой дружили и были соседями. Он часто рассказывал мне про ее детство. Мне никак было не представить, что мама когда-то была такой свободной.

      – Я напекла слоек. – Мама показала на блюдо.

      Весь остальной стол был покрыт пайетками и стразами. Расшитое платье мама должна была сдать завтра, чтобы девушка-заказчица успела сфотографироваться перед своим праздником. Мама уже почти закончила. При виде слоек у меня потекли слюнки, но я удержалась и есть не стала.

      – Попозже, старушка. Я на пробежку.

      – Но почему, Камила? Ты и так уже совсем исхудала. Я знаю, впереди лето, но необязательно же выглядеть как эти скелеты, которые худеют для «Танца мечты».

      Я глубоко вдохнула. Попасть на танцевальное телешоу я никогда не рвалась. Вот сейчас мама сказала, что я слишком худая, а стоит взять слойку – скажет, чтобы я следила, сколько ем углеводов. Я не метила в танцовщицы, я хотела быть проворной, сильной, неудержимой, а хорошей спортивной формы голоданием не добьешься, но и плюшки ей тоже не способствуют. Мама никак не желала это понять.

      – Я лучше себя чувствую, когда бегаю. Ты бы как-нибудь составила мне компанию, – сказала я. – И вообще, мамуля, надо оставить место для твоего умопомрачительного завтрака. Что ты там готовишь?

      – Ньокки, – с улыбкой ответила она. – Тебе понравится. Я сделала часть со шпинатом, чтобы Пабло поел овощей и не заметил. Пришлось извернуться. – Ох, как мама до сих пор с ним нянчится! И вдруг она добавила: – Звонила Роксана, просила перезвонить.

      Сердце у меня заколотилось в ритме самбы. Я должна была узнать, что за срочное дело заставило Роксану позвонить мне с утра. Но говорить с ней по домашнему телефону… нет, слишком рискованно. У мамы слух острее некуда.

      – Я ей потом перезвоню, – бросила я.

      Мама вернулась к шитью и даже не подняла голову от работы, когда я уходила.

      Я включила Джиджи Агостино и подстроила темп своего бега под ритм музыки в наушниках. Пробежала пару кварталов, и тут на меня кинулась немецкая овчарка из-за самодельной ограды. Хлипкая металлическая сетка провисла под тяжестью ее тела. Грубый голос из недр дома крикнул псу: «Фу!» Я не обернулась. Я бежала и бежала, в любую секунду ожидая острой боли от собачьего укуса. Ровно дыша, я мчалась к своей цели, к Южноамериканскому кубку, шансу заполучить будущее, в котором я стану хозяйкой своей судьбы.

      В ту первую осень, когда Диего только поселился в нашем районе и ему было двенадцать, а мне – десять, все прямо помешались на беге. В тот год спортсмен из Аргентины завоевал на Олимпиаде медаль по бегу, и каждая малявка в нашем квартале пыталась подражать своему кумиру. Кто-то бегал хорошо. Но не я. Когда я попросила Пабло помочь, он ответил: «У тебя для бега сложение неподходящее. Ноги тонюсенькие, как у кулика».

      Я из упрямства решила доказать брату, что он не прав. И вызвала наперегонки девчонку с нижнего этажа, Аналью, – она была