Вкус крови. Виктор Гусев-Рощинец

написал чернильным карандашом свои инициалы: «EJ». Увы, и медвежонок покинул меня. Поверь мне, я была неутешна. Но я не преувеличу, если скажу, что это был выбор между жизнью и смертью.

      – Я это знаю, – сказал он.

      Шли дни. Незадолго до отъезда он заметил на витрине винтажной лавочки игрушку, до того не попадавшей в поле его зрения. Это был плюшевый медвежонок.

      – Смотри! – воскликнул он, обращаясь к жене, – твой медведь!

      – Нет, – сказала она, посмотрев, – не похож, тот был намного больше.

      – Возможно, тебе это просто кажется. Ведь ты сама была ещё маленькая. Что стоит нам посмотреть? Зайдём!

      Они зашли внутрь помещения. Хозяином оказался пожилой немец. Он представился: Отто Юнгер. Они познакомились

      Она попросила снять с витрины и показать медвежонка.

      – Это непростая игрушка, – сказал Отто. – двадцать лет назад, за три года до своей смерти ко мне в гости последний раз приезжал мой отец – Эрнст Юнгер. Ему было тогда уже сто лет. Вам знакомо это имя?

      Нет, они не знали его.

      – Он был писатель с мировым именем, чьи книги переведены едва ли не на все языки мира.

      – Однажды мы пришли с ним сюда, – продолжал Отто, – чтобы он мог ознакомиться с моим маленьким «делом». Как раз незадолго до того у меня появилась эта игрушка. Почему-то она его очень заинтересовала. Он долго вертел её в руках, потом попросил чернильный карандаш и оставил автограф. Вот, смотрите.

      Отто взял медвежонка за правую заднюю лапку, и они увидели на её подошве инициалы: «EJ».

      – Ещё он сказал вот что, – продолжал Отто свой рассказ, – Пройдут годы, к тебе придёт женщина, увидит эту вещицу и скажет: «Это моё». И ты отдашь ей то, что ей принадлежит.

      Воцарилось молчание. Его прервал Отто.

      – Все эти двадцать лет реликвия, которую вы держите в руках, живёт здесь в ожидании того кому предназначена. А тогда я сказал отцу – но ведь меня могут обмануть, кто угодно может сказать – «это моё». Нет, сказал он, это невозможно. Когда-нибудь ты поймёшь это сам.

      Отто помолчал.

      Она ощутила головокружение и оперлась на руку мужа.

      Отто вновь заговорил.

      – Все эти двадцать лет игрушка стояла на витрине. Это удивительно, но вы первые обратили на неё внимание.

      – Ваш отец как-то объяснил вам свой поступок? – спросила она, справившись наконец с головокружением..

      – Да, – Отто помолчал, – Он сказал, что точно такую игрушку много лет назад подарил одной русской девочке, перед которой впервые ощутил глубокую, неизгладимую вину за то, что они сделали с вашей – а теперь и моей – страной.

      Она взяла в руки медвежонка и прижала к груди.

      – Вы так свободно говорите по-русски, – прервала она Отто, вглядываясь в его лицо, – Вы русский?

      – У меня была русская мать. Она приехала с отцом из России. Его первая жена погибла при бомбардировке Дрездена англичанами.